Приемный ребенок

– Хорошо! – В это мгновение Имоджен понимает, что зашла слишком далеко, слишком надавила на мать, но уже поздно. – Ты хочешь знать, что было дальше? Ты появилась. – Глаза матери горят от ярости и ненависти, и десятилетняя Имоджен Тэнди отшатывается назад. – Родилась ты и только и делала, что плакала и ела, плакала и писалась. Ты забирала все мое время и всю мою любовь, пока не осталось больше никакого времени и любви, а твой отец этого не выдержал! Он не смог справиться с тем, что перестал быть центром моей вселенной, поэтому ушел. Он оставил меня одну с орущим, эгоистичным, неблагодарным ребенком, который заходит ко мне в спальню, обворовывает меня и требует, чтобы я рассказала о мужчине, который ПЛЕВАТЬ ХОТЕЛ НА НАС ДЕСЯТЬ ЛЕТ!

Мать орет громче, чем когда-либо раньше, по ее лицу текут злые слезы. Она поднимает фотографию и в ярости разрывает ее на две части, затем бросает куски в холодный неиспользуемый камин. Имоджен вскакивает на ноги, они так сильно дрожат, что она не уверена, устоит ли на них, выбегает из комнаты, несется вверх по лестнице в свою комнату и захлопывает за собой дверь.

Глава 78

Имоджен

Рядом с кроватью сидит Пэмми и смотрит на меня, даже не пытаясь скрыть беспокойство. Она спросила, как я себя чувствую, как только вошла, едва ли обратив внимание на Дэна, когда он проходил мимо нее, волоча ноги и бормоча под нос какие-то извинения, которые было не разобрать. Я не знала, что ответить, поэтому ничего не сказала.

– У тебя когда-то бывало так, Пэм, что ты не знала, что хочешь что-то, пока это у тебя не отобрали? – в конце концов спрашиваю я.

Пэмми тянется ко мне и опускает руку на мою ногу.

– Нет, со мной такого не бывало. Я всегда точно знала, чего хочу, – отвечает она с печальной улыбкой. – Но я знаю такого мужчину.

– Ричард?

Она кивает.

– Он не хотел иметь детей или, по крайней мере, не торопился с этим. Они не занимали верхних строчек в списке его приоритетов. Как я предполагаю, он всегда считал, что у него для этого полно времени. Он на самом деле согласился попытаться только ради меня, а когда мы выяснили, что в нашем случае это не так просто, как у здоровых людей нашего возраста, это стало у него навязчивой идеей. Я не знаю, посчитал ли он, что таким образом ставится под вопрос его мужская сила, или просто не осознавал, как сильно хочет детей, до того, как нам заявили, что их, возможно, у нас не будет.

– Он начал попытки только ради тебя? Потому что ты хотела? А он что хотел?

Я и подумать не могла, что слова прозвучат жестоко, но Пэмми морщится.

– Я не пыталась на него давить, то есть нельзя сказать, что он совсем не хотел детей, просто не торопился, как я. У меня стали тикать часики, и я стала думать только об этом.

Я киваю и откидываюсь на подушки, беспокойно ерзая. Почему мне никак не устроиться в этой чертовой кровати? Мне здесь очень не нравится, я же лежу в окружении мамочек и их орущих младенцев. Меня положили в отдельную палату в самом конце родильного отделения, совершенно точно, чтобы пощадить мои чувства, но я чувствую себя как прокаженная – не подхожу для того, чтобы находиться рядом с нормальными, хорошими матерями. С теми, кто оберегает и любит своих детей. Как мне объяснить Дэну, что это было неизбежно? Раньше или позже я бы все равно что-нибудь испортила – у меня это в ДНК. Конечно, лучше, что это случилось сейчас. А если это правда, почему я ощущаю зияющую дыру в том месте, где когда-то было мое сердце?

– Ты пытаешься сказать, что хотела ребенка? – спрашивает Пэмми, склоняясь ко мне поближе. – Конечно, совершенно нормально чувствовать страх и неуверенность. Может, ты его хотела все это время, просто не знала об этом.