Приговорённые к счастью

Бальтазар помолчал с загадочным видом, давая время созреть их нетерпеливости, заодно обдумывая, о чём лучше не говорить.

Некоторые подробности он опустил, а другие и вовсе выдумал по ходу рассказа для большей красоты живописания. Так, он словом не обмолвился об Адольфе, зная, что Дмитрий в него клещом вцепится, требуя оставить в покое убогого секретаря своего приятеля. Наспех перекроенный рассказ несколько раз прерывался громкими тостами. За любовь, что кружит мир и головы его обитателей. За прекрасных дам. И за благородных кавалеров. Рассказ удался.

Разве что концовка вышла скомканной. Лёва, слушавший с выпученными от изумления глазами, вдруг вскочил, обежал вокруг всего стола, неотрывно глядя на Бальтазара, с которым сидел бок о бок, и рухнул перед ним на колени.

– Хочу в дальний космос к вашей Эйхне! Всё отбросить: веру, жену, друзей – и бежать на край света. Нет, за край и ещё дальше! Помилосердствуйте и благословите, батюшка.

– Вам дочь моя уже наскучила? – угрюмо спросил Бальтазар. – Учтите, Лёва, это она мужчин бросает.

– Мы вместе полетим! Работать там с утра до зари, а вечерами после захода солнца глядеть на безбрежное звёздное полотно, протянутое от края до края Вселенной, – нескладно вторил Лёва услышанному за столом. – Не хочу быть тутошним ерундёром и пустозвоном.

– Нет там вечеров, – буркнул Альберт. – Есть только окончания бессчётных рабочих смен. А бывает, что и не различишь: ты человек, который управляет роем рабочих, или один из механизмов под их полным контролем.

– И Солнца там нет. Есть, но такое маленькое, что легко затерять среди звёзд, – грустно добавил Бальтазар.

Он помог Лёве подняться и усадил обратно.

– Ну, будет вам, друзья, жаловаться! – воскликнул Дмитрий. – Зато какие заработки!

Он встал, с грохотом отодвинув стул.

– Тост за дальний космос, что нашёл вечное пристанище в наших сердцах! – раскатисто пробасил Дмитрий.

К тосту неожиданно и своеобразно присоединился Лёва. Вскочив следом вперёд всех, он сграбастал с середины стола тёмно-синюю бутыль и в несколько крупных глотков целиком опустошил. Все затихли, поражённые выходкой, Дмитрий обеспокоенно зашептал: «Ай-яй-яй». Через пару секунд глаза Лёвы осоловели, а руки повисли плетнём. Он выронил бутыль, со звоном треснувшуюся об пол, и рухнул обратно, причём было похоже, что стул подвернулся ему наудачу.

– Концентрата стебанул, – почти равнодушно проговорил Дмитрий. – Крепость градусов триста, напитки по формуле разводить.

– Вы его погубили! – закричал Михаил.

Он подскочил к обвисшему Лёве, подхватил под мышки и потянул из-за стола безвольное тело, походившее на тряпичную куклу. От встряхиваний голова Лёвы запрокинулась, и стало видно, что зрачки его закатились.

Уставив на своего спасателя белки глаз, Лёва забубнил:

– Я вас любил, любовь моя, быть может, в душе моей уже не может быть. Меня одно пока тревожит: быть иль не быть, заснуть, забыться и… Боже, какие стихи! Но чьи? Вот в чём вопрос! Мои…

– Немедленно промывание желудка! – крикнул Михаил.

– Такого у нас нет, – расстроенно протянул Дмитрий.

– Вы ему даже клистир не поставите, – с философской невозмутимостью заметил Альберт. – Некуда… У нас так, одна видимость, точнее, невидимость внутренних органов.

– По-другому всё устроено, – пояснил Бальтазар как мог. – Похоже, но не так. Всё уже внутри: на рационе. Правда, что такое рацион, вопрос довольно сложный…

– В больницу срочно! – не сдавался Михаил.

– Нет таких учреждений. Наша природа – лучший доктор. Скоро сами убедитесь, – назидательно проговорил Бальтазар.

– Оклемается, – махнул рукой Дмитрий. – Чай, не на голодный желудок в себя влил.

– Он один салат кушал и грибы. Что же у вас одно скоромное на столе! – всплеснул руками Михаил.

– Про желудок – это фигура речи. А скоромное там или постное – это тоже всё рисованное на разные вкусы и ощущения… – икнув, стал разъяснять Бальтазар.

Дмитрий выпучил глаза.

– Эти грибы? – выдохнул он страшным голосом, указав на пустую тарелку посередине стола.

Михаил и Нильс кивнули.

– Он их все подъел, – доложил Нильс. – По одному на вилку подцеплял и к себе в капусту клал, а потом горстью доел. Вы говорили, что грибы волшебные, не больше двух на каждого. Я думал, вы шутите.

– Так вот он чего весь вечер чудит! – воскликнул Бальтазар. – О-о!

– Оклемается, – повторил Дмитрий, но как-то неуверенно. Он глянул на Альберта.

– Может, нам повезёт и он тихо посидит, – предположил тот. – Но за его жизнь беспокоиться нечего. Разве что за душевное состояние, но и это выправится.

– Лёва крепкий мужчина. Настоящий лапотный мужик! А уж тем более здесь, в свои лучшие годы. Да и не яд это всё. Беспокоиться нечего! – уверил всех Дмитрий.

– Зелье кончилось, мухоморы подъели, спора про мироздание не будет, – вздохнул Бальтазар и подумал: «Может, оно и к лучшему».

Лёва вдруг сел прямо и, обведя всех широко распахнутыми глазами, заговорил: