Приговорённые к счастью

Лёва, перед тем как уйти, заявил, что ему до крайности надоело выступать перед неизвестной публикой: читать с листа и раздавать автографы, продавая копии книг, любую из которых можно достать в любом количестве и бесплатно. Неблагодарный труд, хоть и приносит неплохой доход: продажи с рук, под автограф, хорошие, особенно когда он в образе. Но это же сплошной разврат! И он совсем не удивится, если для завлечения публики его однажды попросят сплясать, к примеру, канкан, а он возьмёт и спляшет, да так спляшет, что всем стыдно станет. А потому он завтра же на Марс – изведывать новый мир и честным трудом зарабатывать на детишек, супругу и мать с отцом. Предупредил Бальтазара, что забирает Мари с собой, потому как насчёт прежней супруги окончательно ещё не решил. Тот был так измотан, что кивнул, не дав себе труда предупредить о некоторых свойствах характера своей дочурки: «На Марс он её заберёт, как же!»

Хмурый после шампанского Михаил коротко кивнул на прощание и поторопился вслед за Лёвой.

Бальтазар всё же решил остаться. Он принесёт ей оригинал отчёта завтра. Сегодня она его на порог не пустит, да и слушать не станет. А с этих бумаг ничего не прочтёт.

* * *

– Ты поладь с ним. – Дмитрий не сдержал зевка, и Аня прикрыла ему рот ладошкой.

Они стояли у двери в гостевую спаленку, когда-то давно выделенную Бальтазару под его частые ночёвки.

– Непременно, – пробурчал тот, но под строгим взором друга кивнул.

– Всё образуется. Вот увидишь! – проворковала Аня, чмокнула его в щёку и снова повисла на муже обезьянкой.

Все пожелали друг другу спокойной ночи, и счастливая супружеская чета отправилась в свои покои, обнимаясь, хихикая и без стеснения целуясь. Борода Димы была на месте.

Бальтазар вздохнул. Отлип от косяка и закрыл за собой дверь. Скинув сапоги, он развалился плашмя на заправленной кровати. Надо бы раздеться и залезть под одеяло… Нет сил, и так сойдёт. Он смотрел в черноту потолка, на котором тускло мерцали знакомые созвездия, и всё пытался представить: каково жить таким счастьем, как у Димы с Аней? Но тщетно. Как он ни старался, так и не смог заполнить опустошённый мысленный взор чудесными картинами любви и счастья в своём доме. Воображение не справилось: слишком он устал, чтобы врать себе. И институтский отчёт почему-то не помог. Скорее всего, мирно разъедутся.

Блёстки звёзд что-то шептали издалека, манили, будто обещали открыть некую тайну. Их хоровод проворачивался в недостижимой вышине посреди прозрачной темноты всё быстрее и быстрее, завораживая, вовлекая в причудливую круговерть недавние события, смутные образы, лица, силуэты. Разгадка где-то там…

Пол с потолком перевернулись, и от головокружения уже спящий Бальтазар потерял опору и, беспечно расправив руки, полетел с водопадом звёзд навстречу ответам на загадки дня – глубоко-глубоко, в самый омут сна.

Глава 24. Нелёгкий выбор

Во сне Бальтазару привиделось, что едва он прилёг, как кровать под ним заходила ходуном, словно пыталась сбросить на пол. Но какая же это кровать? Это спина брыкающегося гривастого чёрного коня, то ли ржущего от негодования, то ли надрывающегося от смеха над разлёгшимся и уснувшим седоком. Буйный конь встал на дыбы, и решивший поспать не в том месте безумец кувыркнулся и полетел наземь.

Подскочив на постели, Бальтазар уставился в кромешную темноту. Судя по всему, до рассвета было ещё далеко. Сердце его, бешено колотившееся в груди, умиротворялось удар за ударом. Дикое сновидение, полминуты назад такое яркое и громкое, подёрнулось дымкой забвения и вскоре испарилось, будто и не было.

Ворочаясь с боку на бок, он с неудовольствием обнаружил, что спать ему расхотелось. Ворота в царство Морфея захлопнулись и на его раздражённый стук не открывались. Он встал и, не зажигая света, прошёлся по комнате, лёгкой ощупью и по памяти выхватывая из темноты обстановку: кровать, стена, дверь, стена, его задумчивый автопортрет в позолоченной рамке, стол со стулом, прикрытые ставни. Побродив в темноте, улёгся, но сон всё не шёл.

Бальтазар силился представить себе завтрашний день, когда от Вернера прямиком направится домой. «Елизавета! – крикнет он с порога. – Подлец Фернандо повинен в твоих муках! Вот институтский отчёт!..»

Конечно, она будет заинтригована, но всё равно станет отнекиваться. Например, скажет, что пьесы не читает, а смотрит, и попросит его сыграть всё в лицах, чтобы ей оценить его шутовской талант. Так и скажет, нет сомнений. Бальтазар это ясно увидел.

«Это не театр для увеселений, – строго ответит он. – Это твоя жизнь. Будь справедлива к себе!»