Приговорённые к счастью

Оборудование для этого есть только у Института Времени. Техника эта сложная, используется при объединении в единое целое вытянутой из прошлого временно́й нити души. Когда по годам восстанавливают её клеточки – нейроны, переплетённые своими длинными отростками в общую ткань, – и лоскут за лоскутом подшивают к основному полотну.

Бальтазар припомнил своё пробуждение, когда через него вспышками сверхновых летели прожитые годы. И сам он безмолвным воплем летел навстречу оглушающим голосам прошлого. Словно умирающий от жажды путник, припавший к чистому роднику, он впитывал каждую каплю и никак не мог напиться. Но понемногу наполнился влагой и ожил. Кто он прежде? Немощная оболочка человека, пустой пыльный мешок, секунды или столетия назад открывший глаза в кромешной тьме. А теперь он – воплотившийся юный восторг, заливающийся смехом от избытка сил и клокочущего в нём жизнелюбия. Он помнит и сладкую негу материнской утробы, и свой последний бессильный вздох – он и есть это всё.

В общих чертах допрос выглядит так: Бальтазар посадит пилота под скрытый сканер дезинтегратора и под благовидным предлогом оставит одного, например, подождать другого, «самого главного» следователя. Важно, чтобы Руман ничего не заподозрил и вёл себя естественно. Сканер разложит его умственный оркестр на партитуры мыслей и чувств и добавит к ним тихие вопросы следователя, засевшего по другую сторону аппаратуры. Главное, ничем себя не выдать, не заиграть против общего лада. Потихоньку подпевать своё и внимательно слушать настрой Румана. Задавать вопросы, прикрываясь дружеским ликом, которому тот доверяет, с которым мирно по душам побеседует или с интересом поспорит. А ещё лучше не другом, а им самим же. Подкидывать нужную тему и внимать тому, что душа сама себе говорит. Лишь бы не споткнуться, не растревожить чужой муравейник мыслей. Это провал, если не хуже…

Но если всё получится, то Руман сам всё подробно расскажет и объяснит. Заготовленные ответы здесь не помогут. Даже если изо всех сил в них верить, всё же до конца поверить не выйдет. Сам выложит всё без утайки, секретничая по душам с самим собой. Чтобы разговорить его, можно затеять беседу с близким приятелем, можно обернуться жалобой на жизнь, можно – матерью или отцом с нравоучениями или советами. Но нужно знать испытуемого как свои пять пальцев. Кто ему близок. Кого боится, а кого уважает. Каким он видит себя. Кто подойдёт для задушевной мысленной беседы, а кто нет.

Главное – подтолкнуть на откровенную беседу.

Бальтазар нахмурился – без полного досье на пилота не обойтись. С наскока, когда он залезет в сердцевину чужой души, не подстроиться под нестройный и зачастую противоречивый внутренний хор голосов, обрывков воспоминаний, надежд, страхов и радостей. Если тот смекнёт, что прямо сейчас на прослушке, то замкнётся или начнёт ахинею думать, впадёт в ступор. Технология хоть секретная, но все про неё слышали. Без дотошных сведений о человеке, не зная повести чужой жизни, допрос легко завалить. А грубым вмешательством можно и с ума подвинуть, не дай бог. Доведёт человека до шизофрении – и кранты ему как следователю.

Кем же ему притвориться? Адольфом? Но он что-то там пищал, что Руман его не слушает. Странно, что Адольф помог организовать допрос, ведь Вернер, похоже, этому препятствовал. Водил по ангару, пока пилот не убежал. Затем его корабль потерпел крушение. Очень удобно, чтобы никто не помешал спровадить Румана на тот свет и, пока его нет, решить те или иные вопросы, – так сказать, замести следы. И тут вдруг Адольф со своей помощью. Нелогично. Может, на свой страх и риск счёты сводит? Производственная междоусобица, борьба за внимание главы компании? А Вернер ничего об этом не знает? Маловероятно… Что же он нашёптывал Вернеру? Какие-то «горящие дроны» – явная выдумка… Какой проныра, этот секретарь! Как он смотрел с усмешливой хитрецой: мол, сейчас я тебя обведу вокруг пальца, а ты, зная об этом, всё равно купишься.

Не годился Адольф для маски. Какой-то он неавторитетный. Лебезит. А как перепугался, когда в него ботинком швырнули! Вывел из себя Альберта. Этак он и Румана выбесит, а тот пошлёт его куда подальше и слова не скажет. Нет, этого сморчка использовать опасно. Разве что для провокаций? Вызовет на себя ругань, и тот, может, ляпнет в сердцах что-нибудь ценное. Так себе вариант. И Вернер не подходит, босс как-никак…

– Пассажира Бальтазара просят срочно пройти на посадку… – произнёс громкоговоритель.

Бальтазар вскочил. На ходу проверил записную книжку – вдруг пропустил сообщение от Альберта: мол, отбой, ничего не вышло, работай по старинке, но без рукоприкладства, успехов… И никакого выворачивания души Румана наизнанку. Если честно, это было бы неплохо.