Недолго подивив людей, Фома замер и откинул назад голову блаженным лицом вверх – как чёртик на пружинке выскочил. Начавшийся было смех затих. Юная пани Собчак истошно завизжала. Она отпустила руку брата и, рухнув на колени, где стояла, принялась молиться. Юноша схватился за голову и со страхом уставился на Румана. Раздались испуганные возгласы. Двое мужчин, нёсших вилы, выступили вперёд, загораживая ими остальных.
– Не дури! – крикнул пан Собчак. – Хуже будет.
– Ну наконец-то! А я боялся, непуганые уйдёте, – радостно закричал Руман. – Поломать бы вам всем руки-ноги напоследок, чтобы громче рыдали.
Неожиданно Бальтазара озарило понимание Румана – всего, как есть. Всё, что он узнал про него, – от босоногого детства до залитой кровью зрелости, все эти речи, ухмылочки, хамство – всё слилось в цельную ясную картину: это не блеф, он комедию не ломает. Руман всех уничтожит. Пронзительная эта мысль была непереносима.
Дальше произошло сразу несколько событий. Бальтазар стремглав бросился к пилоту. Помешкав, вслед за ним побежали двое с вилами. Кто-то присоединился к ним, кто-то кинулся наутёк в село.
– Бойтесь! – завопил Руман болезненным, изломанным ненавистью голосом и залился счастливым хохотом.
Бальтазар нёсся на него, не отрывая взгляда от перекошенного радостью лица Румана, осознавая, что не поспевает, – должно быть, тот наперёд уже всё просчитал. Бросок на амбразуру, на заряженную картечью пушку. В ожидании неминуемого Бальтазар неистово закричал и помчался что было сил.
Руман бросил хохотать, обеспокоенно глядя на несущуюся ораву, и спешно, едва не запутавшись между ручек, вытащил из сумки что-то похожее на большую дудку – трубу с широким раструбом на одном конце и узкой горловиной на другом. Вдоль и поперёк трубы бежали огоньки.
Направив на них широкий раструб, Руман помедлил, испуганно оглядел трубу и неловко перевернул её, наставив узкой горловиной. Криво улыбнулся, но, глянув сбоку на огоньки, злобно выматерился и, чуть не выронив трубу из рук, снова перевернул.
Он заулыбался.
– Три! – крикнул Руман, в упоении местью не отрывая жестокого взгляда от глаз Бальтазара. – Два!..
«Не успел», – мелькнула обидная мыслишка. Навалился страх – за себя, за всех. «Опоздал, опоздал», – застучало в висках.
Бальтазар потянулся за мечом в невидимых ножнах, скрывающих клинок, но запутался о них ногами, споткнулся и грохнулся о землю, не успев даже пробормотать: «Господи, помилуй». Один из бежавших сзади перелетел через него кубарем и напоролся на свои же вилы, дико завыв от боли. Другой, более удачливый, перепрыгнул, обежал и продолжил атаку. Нацеливая вилы, как копьё, с яростным воплем он нёсся на Румана. Не мешкая, Бальтазар вскочил и бросился вдогонку.
– Один! Бум! – скороговоркой проговорил Руман и нажал на красную кнопку посередине трубы. Та зажужжала, засвистела, издавая всё более тонкий звук.
Руман безумствовал – хохотал, улюлюкал да притоптывал. С искорёженной улыбкой он навёл раструб на ближайшую жертву и нажал кнопку сбоку. Звеневшая комариным писком труба оглушительно щёлкнула. Раздалось отвратительное хлюпанье, словно чей-то огромный, полный слюней рот втянул изрядную склизкую устрицу, – и Руман исчез. Бальтазар увидел (или ему показалось), что тот в одно мгновение будто бы втянулся в узкую горловину. Вместе с ним затянулась и труба – завернулась внутрь себя и пропала.
За миг до этого несущийся в авангарде метнул вилы. Нагнув голову, он летел вперёд, ничего не замечая. Вилы пролетели через пустоту и воткнулись в стог сена. Через полсекунды туда же влетел и сам вилометатель – видимо, хотел сбить противника с ног да слегка не рассчитал.
Запыхавшийся Бальтазар подбежал следом. Он внимательно осмотрел пустое место, где до этого стоял Руман. Вообще ничего! Лишь в помятой траве едва различимый след от сапога. Нарисованная трава распрямилась, и след исчез.
Глава 14. Достать отказника
– Улизнул, зараза, – пропыхтел подбежавший к ним пан Собчак. Согнувшись и уперев руки в колени, он пытался отдышаться. Нахватавшись ртом воздуха, произнёс: – Вот и отпустили на допрос. Ну ничего, найдём. Как не найти.
Хмурившийся Бальтазар подумал, что пан распорядитель сильно ошибается, но не стал ничего говорить. Он и сам толком не вполне понял, что произошло, но был уверен: мгновение назад они проскочили по самому краю пропасти.
Пан Собчак подошёл к напоровшемуся на вилы. Присел рядом и откинул вилы с окровавленными зубьями в сторону.
– Томаш, жив? – похлопал он по плечу скрючившегося бедолагу.
Тот пошевелился, разогнулся и попытался встать.
– Уже не так больно, – ответил Томаш. Он лёг на спину и осторожно ощупал живот. – Хорошо, что не до смерти проткнуло, а то, может, и не залечился бы.
– Где он?! – завопил метатель вил, выбравшись из стога, показной сердитостью перекрывая пережитый страх. Он подскочил к Бальтазару: – Что за фокусы, куда он спрятался?!
Тот не ответил.