Приговорённые к счастью

– Погодите, – остановил его Бальтазар. – Иван Иваныч, как это «совсем пропал»? Мне нужно его допросить!

Пан Собчак со своим зычным голосом тоже в стороне не остался.

– Как это «пропал»? Где он? Спрятали?! – закричал он, потрясая кулаком.

Вернер пожал плечами. Подхватив Фому под локоть и показав секретарю пальцем на выход, он обогнул распорядителя. Адольф засеменил следом.

– Это всё очень подозрительно. Что вы скрываете? – громко спросил Бальтазар.

Он мог поклясться: на словах о пропаже пилота в глазах Адольфа мелькнул страх – гораздо более сильный, чем тот, с которым это затравленное, пресмыкающееся существо обычно посматривало на окружающих.

Секретарь вжал голову в плечи и пошёл быстрее. Неожиданно к нему подскочил Ежи и перегородил дорогу, для верности положив руку ему на плечо.

– Что такое?! – испуганно пропищал Адольф.

Вернер остановился и с жалостью глянул на своего перепуганного секретаря.

– Что именно скрываю? – переспросил Вернер с ленивой самоуверенностью.

– А разъясни-ка нам, что значит «пилот пропал»? Куда делся? – прервал их общение пан Собчак, с вилами в руках перегораживая Вернеру отход. – Он здесь должен быть, висеть на них кишками наружу! – потряс он перед ним своим оружием.

– Дикари. Спрашивайте с институтского, – пренебрежительно бросил Вернер и отвёл вилы в сторону от лица. – Так вы идёте? Пойдёмте! – с радушием обратился он к Бальтазару, но тот молчал и выжидал.

Вернер вздохнул.

– Что у вас за подозрения? Подозрения к делу не подошьёшь, – хохотнул он.

– Да, – мрачно ухмыльнулся Бальтазар. – Вы совсем не удивились, что пилот пропал. При всей странности этого факта. Что значит «пропал»?

– Как это я не удивился? – наигранно возмутился Вернер. – Ещё как удивился. Виду не подал. Когда такое было, чтобы душа бесследно пропадала? – Он помотал головой: – Ай-яй-яй.

– Я тоже очень удивился, – спешно пробормотал секретарь, выслуживаясь перед боссом.

– Я заметил, – кивнул Бальтазар.

Адольф снова сник.

– Он достиг своих пределов счастья, – всё так же глупо улыбаясь, вдруг сказал Фома. – Ему можно позавидовать.

– Прекрасно! – подытожил Вернер и смахнул руку Ежи с плеча своего секретаря.

Но насупленный пан Собчак не отступил, буквально вросши столбом посреди дороги, хотя и опустил вилы от греха подальше.

– Эй, Якуб, а вот и ты! Поди сюда, – махнул он недавно объявившемуся вытаскивателю, которого только что приметил.

Тот стоял в сторонке и шептался с хмурым Иваном Иванычем. Они вместе повернули голову на пана распорядителя, переглянулись и направились к нему.

– Якуб, ну-ка, обрисуй. Что значит «пропал»? А вы, учёный человек, поправьте, если что, – попросил Гжегож Ивана Иваныча.

Все с любопытством смотрели на Якуба, ожидая рассказа. Даже Вернер заинтересовался.

Якуб расчесал пятернёй непослушные кудри и глубокомысленно заявил:

– А вот так. Нету его. Значит, спускаюсь я к стогу минуты за две до захвата. Там они стояли, – кивнул он на Бальтазара, показав рукой, где тот стоял. – Ты, Гжегож, там. Я чуть поодаль. Ну и все, значит, тоже там или сям стояли… – махнул он рукой в сторону.

– Чего-то он путает: я там не стоял. Небось, дочку Гжегожа мацал! Потому и не запомнил! – выкрикнул чей-то весёлый пьяный голос, кажется, пана Войцика.

– Цыц! Не баловать! – строго прикрикнул пан Собчак.

– Отвесил там Войцику хороших пинков. Вот что я делал! Надеюсь, ему здесь икалось, – с достоинством ответил Якуб.

Пан Войцик икнул, и все засмеялись.

– Это же антинаучно. И пинок, и икота, и то, что мацал… что бы это ни значило, – встрял скучным голосом Иван Иваныч. – Зачем сочинять? Вы действовали профессионально, и всё прошло штатно… кроме са́мого главного.

– Да, так и было. Приближаюсь ко времени, когда он своё ружьё вытащил. Гляжу, а его-то и нет, какое-то тёмное мерцание посреди проплешины. И наши туда несутся с вилами. Пан полицейский упал, пан Дубовский об него споткнулся и кувырком покатился, а пан Войцик, что твой бычок, голову нагнул, несётся бодаться. Одним словом, суета на пустом месте. Думаю: «Быть такого не может». Отхожу на два часа назад… Гжегож, ты ему тогда для разминки ухо надрал.

– И затрещину отвесил, – напомнил пан Собчак.

Якуб кивнул и продолжил:

– И вот смотрю я, как наши многоуважаемые паны пустоту руками месят и ногами пинают. Подхожу ближе, а там будто сжатая плоскость проворачивается – ни ухватить её, ни обозначить. Я ещё назад сдал, когда он только появился – опять пусто. Пошастал вокруг и вынырнул ни с чем. Обеспечение в шоке, – кивнул он на лаборанта.

– Было отчего удивиться, – подтвердил тот. По привычке сложив руки на животе (отсутствующем здесь большей частью), Иван Иваныч с напыщенным видом глянул на господина главного инженера. – Поэтому мы и решились на повторное погружение. Может, он прислал вместо себя голограмму или, не знаю, что-то ещё сделал. Или, может, мы не туда погрузили. Хотя нет, Институт не ошибается, да и похожие типажи на особом контроле… – он мельком глянул на секретаря.