Приговоренные к войне

Чёрный дым стелился понизу. Где-то впереди и слева беспорядочно трещали выстрелы. Нечастые вспышки далёких зарниц, которые сливались со вспышками от одиночных взрывов, наводили на мысль: весь мир находится в войне со всеми.

По сути, так оно и было, на самом-то деле. К городу с тыла подступала гроза. Хотя жители Дирржа были обречены и без этого небесного нашествия. Все, кто не успели спрятаться под землёй, уже давно были рассредоточены и разделены на локальные куски шевелящейся и, покуда, огрызающейся плоти.

После Эхтну мы уже не мешкали. Сразу же обработав из миномётов окраину, несколькими клиньями поделили город и население на ломти, которые потом «пережёвывали» тысячами свинцовых летающих зубьев. Основной целью была главная городская площадь — чем меньше горожан уйдёт вниз, в подземные лабиринты, тем меньше мороки с их выкуриванием. После Эхтну...

Мы резонно предположили, что это типовой подход к градостроительству на Локосе: главные подземные разводки начинать с центральной части мегаполиса. И в случае с Дирржем — не ошиблись. А значит, успели мы на эту площадь вовремя!

Население ещё только стягивалось к месту входа в подземелье. Несколько прицельных залпов по толпе, рваные клочья тел, кровавые брызги во все стороны — и паника разогнала большую часть этой многотысячной толпы по всем окрестным улицам и закоулкам. Жаль только, главный вход в подземный город опять не удалось захватить. Пара минут — и всё! Сегменты-пластины в ускоренном темпе выдвинулись из своих пазов и устремились к центру, невзирая на толпы обезумевших горожан, ринувшихся вниз по наклонным разводным виадукам. Крик ужаса пронёсся над остатками толпы, когда пластины с шумом столкнулись друг с другом. Несколько десятков тел, перерубленных пополам, десяток голов, ошмётки одежд, лужи крови — вот всё, что осталось на застывших плитах, перекрывших горожанам путь к спасению...

Мы успели! Не пустили этих крыс в разводы коммуникационных дворцов и площадей.

Главным фактором успешного передвижения по незнакомому городу, при том же отсутствии даже приблизительных карт, стали боевые машины из аэромобильного крыла «Алконост». Эти стремительные флайеры, напоминавшие своим внешним видом большие симметричные перья, поспевали везде. Их гравитационные двигатели позволяли многое: на несколько минут зависать над нужным местом, мгновенно набирать скорость и исчезать из виду, менять высоту или плавно опускаться на самую неприспособленную местность... и кроме всего — передавать чёткие видеоизображения на полевые экраны пехотинцев Ильма. Для моего подразделения Святополком Третьим было выделено пять таких воздушных супермашин.

После урока, преподанного нам в Эхтну, мы в первую очередь требовали от летунов непрерывной аэросъёмки чужой местности. Детальная съёмка незнакомых городов заменяла Нам оперативные карты.

...Я внимательно осмотрел окружающую местность. Перевёл взгляд на своих подчинённых, сидевших на корточках, прислонившись спинами к прохладной стене из пластбетона. Захваченный пару часов назад спортивный комплекс очень напоминал земной стадион. С той лишь разницей, что центральная часть была прямоугольной и покрыта сверхпрочным материалом — даже снаряды, взрываясь, оставляли лишь небольшие ямки, издалека больше напоминавшие выщербленные участки. Две трибуны — центральная и восточная — были развалены до основания. Игровое поле или как его ещё назвать — сплошь исчерченное разноцветной разметкой, должно быть, в соответствии с неведомыми правилами соревнований — стало аэродромом для нашей пятёрки «алконостов».

У подножия северной трибуны разместился госпиталь под открытым небом. У западной — оперативный штаб соединения.

Я посмотрел на самого ближнего из соратников. На его поблёскивающие в сумраке глаза.

— Ильм... А почему всё-таки русский мат пустил корни и в вашем обновлённом обществе?

«Нет, ну вы посмотрите на него, охальника! Кому что, а курице — просо. Тут война, понимаешь, шнурует вовсю, так затягивает, что дышать нечем, а ему всё...» — встрял мой потельник.

«Ант, глохни! А то я Тётке Войне помогу шнуровать, причём начну с шеи!»

— Я имею в виду, что ваша вера, праведизм, не одобряет, мягко говоря, подобные словесные манёвры... Во всяком случае, почему ты его употребил так привычно, после того допроса?