Приговоренный к одиночеству

Кивнув Берте, Рик слегка толкнул ногами под бока своего жеребца, и великан послушно ускорился, вскинув красивую гордую голову.

* * *

Ночью, когда бриз с суши потянул в сторону моря, флот Черного князя покинул бухту.

Рик стоял на палубе, глядя на удаляющуюся береговую линию, засвеченную фантомными факелами. Море разыгралась, черная вода била в камни и белой пеной стекала по ним, чтобы отступить и снова выплеснуться, рассыпаясь крупными брызгами. Корабли качало, ветер раздувал паруса.

— Сейчас бы Нокс уже позеленел, — с усмешкой проворчал Клыкастый.

Бруно заулыбался.

— Точно!

Эйон молча смотрел на воду, облокотившись о борт. По его лицу невозможно было понять, о чем он думает.

— Эльфийская королева отправила послов — значит, есть шанс, что все не так уж плохо сейчас на гряде, — осторожно сказал Рик, поглядывая на эльфа. — Отравить их могли по приказу кого-нибудь из вашей верхушки, кому моя персона как кость поперек горла. А может, и сама королева — тоже.

Эйон промолчал.

Рик хлопнул его по плечу, но приставать с расспросами не стал. В последнее время Эйона совсем не было слышно. Он аккуратно исполнял всевозможные бумажные дела, помогал с хлопотами по нуждам человеческой общины — но и только.

Но Рик и без слов примерно понимал, что сейчас творится у его друга в голове и на сердце. Если бы где-то там, на другом краю света, была его собственная семья и Рик бы не знал, живы они вообще или мертвы…

От одной этой мысли он стиснул гладкий край борта, скрипнув перчатками. Быть воином, проигравшим сражение, или потерявшим друга в бою, или похоронившим мать — это одно. А быть мужчиной, который не сумел защитить своих детей — это совсем другое.

— Я завидую тебе, Алрик, — вдруг неожиданно проговорил Эйон, не поворачивая головы. — Не твоей судьбе — она у тебя чудовищна. А способности снова и снова вставать. Ты меняешься — и находишь в себе силы принимать эти перемены. Ты теряешь — но залечиваешь раны и снова куда-то идешь. Как тебе удается?..

Рик пожал плечами.

— Не знаю. Просто делаю, что должен. Потому что если не сделаю, будет только хуже.

— А если хуже некуда?..

— Понимаешь, какая штука, — невесело усмехнулся Рик. — «Хуже» может быть всегда. У него нет дна. Иногда в бою за четверть часа пролетаешь сквозь два или три вот этого «хуже быть не может». А потом, когда бой уже закончился, оглядываешься по сторонам и понимаешь — а все не так уж и плохо. Могло быть…

— …еще хуже? — закончил за него фразу Эйон.

— Точно.

Эльф вздохнул.

— Может, и так… Жаль, нет демона в живых — у него я бы тоже кое о чем спросил.

— И о чем же?

— Как выдерживать тяжесть вины. Ведь чем больше он сближался с тобой и со всеми нами — тем тяжелей ему было смотреть нам в глаза и держать спину ровно.

Эйон обернулся, и вид у него был совершенно растерзанный.

— Сначала я был виноват перед тобой, потом — перед тобой и своей семьей, а теперь — перед всеми… Живыми и мертвыми, — его голос с каждым словом становился громче, а интонации — резче и отчаянней. — Эльфы виновны в произошедшем здесь, в этом мире, не меньше абонайю. Позорная жадность, позорный побег, позорное желание скрыть все это — еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько униженным и растоптанным!

Эйона как будто прорвало. Его глаза ярко заблестели в свете луны, он говорил все быстрей, словно опасаясь, что не успеет что-то высказать.

— … А теперь у всех эльфов надежда на что? Или, вернее, на кого? На тебя, Алрик! На тебя, которого мы дважды пытались убить! И у меня надежда — тоже на тебя. Я хочу верить, что ты спасешь мой род, который я сам не смог защитить! Я смотрю на тебя и заклинаю все силы этого мира помочь тебе спасти моих собственных детей, если те еще живы! Я, Алрик! Я, твой убийца!..

— Не смей!.. — оборвал его Рик.

От неожиданности эльф вздрогнул всем телом.

Клыкастый с Бруно смотрели на Эйона так, словно тот был смертельно ранен. Тайен, сгорбившийся и напряженный из-за близости ходячих покойников, недоумевающе вертел головой, наблюдая реакцию всех — он не совсем понимал, о чем идет речь. В то время как Рик сверлил Эйона взглядом, способным убить.

— Не смей размякать, ныть, вот это вот все — не смей! Ты — воин, мужик, глава семьи! Встал, губу закусил, меч в руку — и пошел! — прикрикнул он на Эйона.

Эльф умолк, низко опустил рогатую голову.

— А как выдерживать вину — я тебе и сам скажу, без Элгора, — уже тише, но так же резко сказал он. — Потому что там, в Нижнем мире, моя воронка стоит, если ты забыл. А на Кьелле — еще две. И если этот мир разрушится — то не без моего участия. Спросишь, почему я еще в петлю не полез? Да потому что мое самобичевание никому не сделает лучше. Всем плевать, что я о себе думаю. И что чувствую при этом. А вот попытка исправить — она действительно может многое изменить. В жизни, Эйон, как в битве. Голову опустил — проиграл. Упал и не поднялся мгновенно — проиграл. Устал, чтобы держать щиты — опять проиграл! Ты можешь выть, орать, скулить — но удар держать должен, иначе ты сдохнешь!

Он перевел дыхание, возвращая обычный контроль над собой.