Настя так и эдак пыталась представить их с Ежовым несчастными влюблёнными, которым жестокая судьба препятствует в законном счастье, обычно богатого воображения почему-то не хватало.
- Ну пока тьфу-тьфу, с той поры ничего. Зимой ещё было дело, подозревала я, ну это до него ещё, но ложная тревога оказалась, вроде и не выкидыш даже. Ну да поди, и тут врача хорошего сыщу. А если и нет - ну и рожу, ну отдам какой-нибудь киргизке на выкармливание. Как-нибудь вырастет… Уж на Кольку точно это вешать не буду, он-то тут при чём?
Смущать Наташу такими откровениями она совершенно не стыдилась.
- Как это? Ведь должен же у ребёночка отец быть!
- Ну а чего? Сама я на него полезла, не насильничал. И чего сразу отец прямо? Воспитание детей нынче - дело общественное, у многих вон вообще родителей нет, ни отцов, ни матерей.
- А может быть… - Наташа замялась и покраснела, - может быть, вы мне его тогда на воспитание дадите? Я его как своего любить буду…
В общем, не раз после таких разговоров Настя порывалась надавить всё же и отправить Наташу учиться или работать, но легко сказать, да сложно сделать - ну, в самом деле, вдруг её дразнить начнут за внешность такую, всё же народ у нас у нас пока не очень сознательный, да и она ещё такая наивная, медлительная, тепличный цветочек на самом деле. Страшно подумать, что ведь и сама такой могла стать, при немного ином раскладе. Да и вообще, так-то за что на них давить - своим трудом живут, не чужим, не эксплуататоры, труд у них в почёте, если б ещё сознательности общественной им побольше…
Наблюдать, как при её неожиданном появлении хозяйка подскакивает и мечется, напоминая одну из собственных куриц - развлечение весьма дешёвое и однообразное, поэтому Настя завела привычку извещать о своём возвращении нарочито громкими шагами, громкими разговорами с бегающими во дворе курочками или забредающим от соседей ягнёнком - чудом как это создание было ещё живо при своём любопытстве и бесстрашии и своей способности протискиваться через щель в неплотно закрытой двери сарайки, давая Ульяне Павловне хоть некоторую фору времени, подготовиться морально и натянуть на лицо заискивающе-радушную улыбку. Убедить не бояться человека, которому бояться нравится, невозможно, ну, так хотя бы немного жизнь облегчить. Ну и, она с радостной вестью сегодня. Целых две недели им тут не топтаться нервно вечерами, поглядывая в окошко, не шептаться, не ходить на цыпочках. Главное ей за это время не сильно отвыкнуть от такого обихода, потом обратно-то привыкать тяжело будет.
- Так всё же едете, значит? - старуха взволнованно затеребила в пальцах платочек, который использовала для протирки стёкол очков, - теперь точно уже, значит? Что ж так вот в последний момент-то, даже и стол-то прощальный как подобает не устроить…
- Ой, да бросьте, было б, чего ради. Я ж вернусь, и оглянуться не успеете!
Ульяна Павловна нервно отёрла двумя пальцами рот и подбородок.
- Да как знать, Анастасия Николавна, как знать… Жизнь-то ваша не такая, как наша, это нас, замшелых да неповоротливых, с места не сдвинешь, а вы летучи, кипучи… Возьмут да направят вас прямо оттуда совсем в какие-то иные места, так вы сюда и не вернётесь…
- Ну, всё возможно, конечно. Но вроде не с чего, ничем таким я не отличилась… Так что не беспокойтесь, Ульяна Павловна, поездка как поездка, никаких мне шумных прощаний не надо, приготовим с вами баранинку эту, вы и научите меня наконец…
- Верно, и Николая Иваныча в гости ждём?
- А как же! - лучезарно улыбнулась Настя, - он-то со мной не едет, а уезжаю утром я, ну вот отсюда на вокзал и проводит.