Приёмыши революции (СИ)

Старуха облизывала губы, явно какие-то ещё слова с языка просились, да всё страхи не давали. Иногда Насте - всё же сколько уже под одной крышей живут, да и откровения Наташи помогали тут - казалось, что она даже угадывает эти невысказанные мысли, благо они нехитрые. И вдруг её чуть ли не скрутило от странного, страшноватого такого порыва - обнять. Ну уж к чёрту, о таком и говорить нечего, конечно, пугать у неё другие приёмчики. Верно всё, как и тогда с Айваром ещё она сформулировала - прожившие под одной крышей долгое время это семья. Какая уж есть, семьи мало у кого идеальные-то. Вот они - семья. Нелепая, разобщенная, и всё же чем-то внутри себя связанная. Пусть привычкой, непониманием, страхом - этим тоже можно быть связанным, оказывается. Ульяна Павловна для таких рассуждений слишком проста, и незачем ей этим голову нагружать, пусть уж её картина мира на её совести будет. С одной стороны ей, верно, облегчение колоссальное, полмесяца такую квартирантку не видеть, а то и навсегда от неё отделаться. С другой - воспринимала она такое соседство и как своеобразную защиту, как теперь без неё? И даже смешные эти переживания о несчастной её женской доле - что-то ж в них и правдивое есть. Верно, считая их нелюдями, хочет для них счастья человеческого, может, людьми тогда станут. Да проще перечесть по пальцам, для кого она не упырь теперь… В честь прощания Настя настояла, чтоб и Наташенька с ними за одними столом поела, а то не по-людски это, обе, и мать, и дочь, сидели все поджавшиеся, клевали осторожно, аристократически прямо, такая вот фикция, а всё же семья.

В том дело ещё, верно, что годовщина же, годовщина родительская… Умом-то Настя успокоилась вроде бы давно, а вот чем-то внутри, видать, нет. И потому не говорила об этом, не напоминала никому, чтоб не поднимать лишний раз… Только с начала июля душными этими, адскими ночами точно крысы какие-то внутри сердце грызли. Говорят - кошки на душе скребут… Да вот скребли бы кошки, не было б крыс. Это от духоты всё, конечно, спать невозможно, на голову давит, от того и сны плохие, и настроение паршивое. Физиология, а не мистика никакая. Ненавидела она уже июль, да вот не подумала поехать туда, где попрохладнее летом.

На Ежова тоже что ли какая-то лиричность нашла, когда перешли уже в её комнату, вручил ей кошель:

- Вот, брату передашь. Знаю, складывать ему особо нечего, но был бы кошель, будут и деньги когда-нибудь. Он же у тебя вроде бы учёбу заканчивает, жениться собирается, вот будет, где трудовую копейку хранить. Тут у старика одного купил, очень уж что-то жалкий старик. Ну да, змеиная. Хотел тебе подарить, да подумал, ты сама та ещё змея, для тебя неприлично будет. Я тебе лучше как-нибудь живую подарю, чтоб было, с кем потрещать.

- Ну спасибо, Ежов, - расхохоталась Настя, - и за подарок, и за ласку. Буду теперь думать, что же тебе равновесное подарить?

Ежов про годовщину знал. Это Ульяне и Наташеньке она не говорила, а сами не дознались. Но не говорил об этом, он и вообще не любитель говорить там, где сказать существенного ничего невозможно. А каково некоторым маяться - вроде как, и посочувствовать человеку хочется, и как о царях-то жалеть…

И снова вот возникло у неё ощущение, что угадывает готовые сорваться с языка слова. Ну её к чёрту, эту мнительность странную. У Ульяны ладно, натура такая - чего-нибудь бояться и тревожиться, просто на всякий случай, а Ежов нормальный, ему с чего сентиментальничать. Дорога, конечно, неблизкая, но чего бояться-то? Пути уже везде восстановили, не бандитов же ей опасаться. И вообще, не отделаетесь, не надейтесь.

- Ну давай, раскупоривай, виночерпий сегодня ты. Э, а что, водка кончилась что ли?

- Что-то против имеешь - один выпью. Что, не по вашенским вкусам царским?

- Ага, по нашенским вкусам царским и водка ничего. Я так подумаю, что ты мой отъезд празднуешь.

- А что, права не имею?

Настя дождалась, когда Ежов закончит разливать - чтоб рука не дрогнула - и чувствительно укусила его за ухо.

- Ну тогда чтоб и всё остальное на уровне.

- Закусок, извини, не взял.

- Ну, самое главное-то не забыл? - Настя, уже сдёрнувшая с постели покрывало, деловито расстёгивала ремень его брюк, - вот сейчас и закусим…

Вот как-то же можно так - про любовь какую-то там, действительно, ни разу ни слова не было. Хотя порой, расцеловывая ворчащего, уже засыпающего Ежова, в свежие засосы, она думала - ну если не любовь, тогда что? Или что любовь тогда? Но если так, то и к Тамасу хоть чем не любовь была, а живёт же она без него, нормально вполне. Не говоря уж об Айваре. В общем, как и говорила она девчонкам на этот счёт - если б только один был на свете достаточно хороший, красивый, интересный человек, то жить так незачем. Это ж пока его найдёшь, запросто вся жизнь пройдёт.