Приёмыши революции (СИ)

- Ну, в общем да… Семья-то у меня из старообрядцев, ну и мы себя тоже православными всегда звали…

Пройти далеко они не успели - навстречу им выскочила старушка в тёмном длинном платье, в тёмном же платке - не инокиня, верно, какая-нибудь церковная служащая, может быть, заведующая здесь хозяйством. Наперебой с Наумовым они объяснили цель прихода, два раза повторили, что сначала только осмотрят здание, а забирать его без ордера от исполкома всё равно права не имеют, однако старушка упёрла руки в боки и заявила, что никуда их не пропустит.

- Да что ж вы так… - Наумов даже попятился, - разве у вас тут какие-то работы ещё ведутся? Так незаметно…

- Не ведутся. Вашей милостью, нехристи проклятые, не ведутся, всех мастеров, всех швей разогнали, на фабрики свои сманили… Так хотите теперь и последнее забрать?

- Не грешите уж, бабушка, никто у вас последнее не забирает. Перенесёте станки свои или чего у вас там, и весь скарб в какое надёжное место, нам это здесь и не надобно. Здесь госпиталь будет. Госпиталь, понимаете? Нам только комнаты нужны, больше ничего.

Старушка яростнее ответствовала, что не допустит такого поругания, костьми ляжет, но не допустит… А если они своего всё же намерены добиться, кары небесные на их голову обрушатся и проклятья до седьмого колена им и тем нехристям, что богопротивный такой ордер подпишут.

- Да какое такое поругание? - не выдержала Татьяна, - разве госпиталь, помощь раненым - не богоугодное дело?

- Так, бабка, отойди, не гневи… Костьми она ляжет… Да кому твои кости нужны? Без нас не ровён час земля призовёт… Повторяю, мы без закона ничего не делаем. По закону возьмём, по закону и вернём. По нашему, рабоче-крестьянскому, когда Совет распорядится. Лишнего нам не надо… Было б, куда окромя этого - так сдалась бы эта твоя мастерская вместе с тобой…

Они ходили по полупустым комнатам - в некоторых ещё стояли станки, на которых, видно, починялись рамы и ризы у икон, вышивались облачения, но в целом действительно было заметно, что работы в мастерских не ведутся уже давно.

- Ну, прямо сказать, хоромы, - довольно крякнул Наумов, оглядывая густо побеленные потолки и большие светлые окна, - вот тут-то можно уже о госпитале говорить. А то в самом деле, что ж это - и раненых, и тифозных каких-нибудь, и рожаниц вместе класть? А, что скажете, товарищ Ярвинен? Славное ведь место, подходящее? Давайте, ещё и подвал глянем, вон лестница, гляжу… В подвале можно будет, полагаю, прачечную устроить или мертвецкую…

Бабка снова взвилась, осыпая «иуд безбожных» изысканными библейскими проклятьями, мастерски достроенными народной словесностью, и попыталась натурально преградить им путь, упёршись руками в косяки.

- Уйди, бабка, уйди, добром прошу. Не хватало мне старуху арестовывать за препятствие советским властям, сама на старости лет не позорься! Что у вас там в подвале, жемчуга самокатные, что ли, или святые мощи?

Наумов мягко отцепил старушечьи пальцы от косяков, Татьяна, бросив на бабку виноватый взгляд, проскользнула мимо неё за дверь подвала. И ахнула. В небольшом помещении вдоль стен лежали плотным штабелем мешки… С одного соскочила, воровато зыркнув, крыса, из маленькой бреши тоненькой струйкой текло золотистое зерно.

- Ах вы… - Наумов не сдержался эмоций и ввернул выражение, заставившее Татьяну втянуть голову в плечи, - вот оно, значит, поругание-то какое? Вот они святыни-то ваши? Народ голодает, ребятишки кору и лебеду жуют, а они хлеб укрывают! Им пустующей мастерской для госпиталя жалко, думал я… им зерна для голодных жалко!

- Поля отобрали! Работников разогнали! - разорялась бабка, - теперь и хлеб насущный последний вам отдать?

Татьяна была бледна, губы дрожали, голос грозил сорваться. Слишком хорошо помнила рассказы Пааво о рецептах - о хлебе с древесной корой, травой, толчёной соломой…

- Удивительный народ, и ведь выживают на этом… Не все, конечно… Разве только навоза в хлеб не добавляют, а может, и добавляют, только не сказали… Ладно б, хоть мясо было, но сколько скота война-то съела… А кому и дорого держать-то. Почитай, грибами и рыбой и выживают.

Наумов прошёл в соседнее помещение, обнаружил мешки и там - кажется, с крупой.

- Это ж вы, никак, до конца дней себя обеспечить решили? Или, может статься, не всё тут ваше, а кто из благотворителей церкви укрыть попросил? Ну так передайте им - не вышло!

- Нет, матушка, как хотите, называйте, только не последний… Да вы… да вы ж, когда развёрстка началась, первыми должны были, не ожидая, когда к вам придут, сами придти и не то что излишек - всё отдать, и не за откуп, без всякой мзды… Какие ж вы христиане, какие ж вы божьи служители? Христос ведь сказал: «Не заботьтесь, что вам есть и пить и во что одеться»… Христос сказал: «Имеющий две рубашки, одну отдай неимущему»… Как же вы бедному, голодному народу о грехе лихоимства и стяжательства рассказываете, на собственном, что ли, примере?