Приёмыши революции (СИ)

Дальше Наумов поймал на улице двоих рабочих и оставил их в мастерской вроде как то ли сторожами в помощь Татьяне, то ли понятыми, а сам побежал в исполком доложиться, дальше прибыли уполномоченные для описи и изъятия, а Татьяна отправилась сперва к больнице, справиться, как дела там у новых её помощников, потом в горсовет с первичным заказом - на медикаменты, перевязочные материалы, спирт, различный инвентарь, а кровати можно уж найти и здесь, кто изготовит, и Наумов по дороге говорил ей, что потому он в бога больше и не верит, что хорошо увидел, как попы наживаются на народе, твердя ему о нестяжании сокровищ на земле, а сами очень даже стяжают, и если они в этом врут бесстыже - так может, и про бога вообще врут… Ордер на занятие помещения был выдан, о запросе, как и о присылке врачей и младшего медицинского персонала, было обещано похлопотать, и часть реквизированных из подвалов продуктов было обещано отдать на нужды будущего госпиталя и восстанавливаемой больницы, и Татьяна отправилась пока домой, в упадке духа таком, что прежний казался ей совершенно несущественным. В голове звучали и слова Наумова - что вот, говорят богатеи и церковники, что они людям бедным работу дают, от нищеты их спасают, а кто ж тех людей в нищету вверг? Не сами ли богатеи и церковники? Когда из-за долгов люди землю теряли, не находили, чем уплатить за пользование ею, или на что купить плуги и бороны и лошадей - вот земля почти вся в собственности у богачей, а разве их она, разве не всем людям должна принадлежать? Разве не все мы одних Адама и Евы дети, которым Господь сказал: плодитесь и наследуйте землю? И слова Пааво, что для него в вере и партийной идее противоречия нет, потому что и сама их вера возникла когда-то как такая же революция, и потому что вера их, какой он впитал её с детских лет, скромнее в обиходе и предполагает меньшее отдаление священников и мирян. Их вера с того и начиналась, чтоб отбросить всё наносное, ложное, чтоб от идолопочитания икон, поклонения злату распятий и священнических риз вернуться к истинному евангельскому духу, чтоб священники, именуя себя посредниками между Богом и людьми, не подменяли собой Христа, не стяжали почёта и богатства, а были слугами, каковыми себя называют. Татьяна много спорила с ним когда-то, доказывая, что иконам вовсе не поклоняются, а через них поклоняются Богу и святым, что богатое убранство церквей для приходящих в них людей делается, чтобы вещественными средствами показать им величие и сияние горнего мира, что сами люди на церкви жертвуют, чтобы так, доступными средствами, выразить свою любовь к Богу, Пааво только улыбался и отвечал, что сама ведь должна понимать, Богу ни золота, ни драгоценных камней, ни парчи не нужно, он и так творец и хозяин всего, а вот с проповедями Христовыми и с жизнью первых его учеников убранство церквей и богатство монастырских угодий мало сочетаются. Татьяна махала рукой: мирским судом судит, о букве, не о духе. А сейчас - Пааво далеко, на фронте, а его слова всё в ушах звучат, и не поспоришь с ним, не только потому, что не услышит. Не сама ли недавно думала о первых последователях Христова учения, у которых не было ни икон, ни церквей, а веру они имели необыкновенную, и всей жизнью и смертью эту веру исповедовали? Разве сама не увидела, не сказала даже, что у слуг Божьих божьи заповеди только на устах, а не в сердце?

Спасалась в работе и в молитве. Больше в работе - благо, уж в ней недостатка не было. Прибыли из Москвы к ним ещё двое врачей, один пожилой, второй помоложе, но тоже в госпитальных делах опыт имеющий, их обоих к госпиталю и поставили, а местного доктора местной больнице и оставили, прибыл десяток фельдшеров и десяток же сестёр - мало не половину Татьяне тут же захотелось отослать обратно, не понять, то ли из-под палки их сюда гнали, то ли калачами какими заманивали, фельдшера через одного то и дело норовили отлынивать, лабунились к склянкам со спиртом и щипали за задницы сестричек, один так фельдшер и вовсе оказался ветеринарным, примазался под сурдинку, ну а сестрички - ну, три опытные, толковые, серьёзные, а остальные - новенькие-зелёные, путали поминутно бадьи для кипячения простыней и стерилизации бинтов, бледнели и чуть не падали в обморок при виде крови и вообще, кажется, ожидали, что они на этой работе будут только подавать полотенчико доктору после мытья рук. «Ничего, не я, так Любовь Микитична их вымуштрует» - внутренне улыбалась Татьяна. Так, в общем-то, и было.