Приют гнева и снов

– Ему уже ничем не помочь, – говорит доктор. – Ничем не помочь. – Он отпускает запястье мужчины. Со слабым стуком оно падает на покрывало.

– Его состояние несколько улучшилось, – возражаю я, ведь это мистер Бэнвилл лежит в кровати, а я помню, как он любит «Большие надежды». Мы оба их любим. – Я читаю ему, и от реагирует на мой голос.

Доктор раздувается, как рассерженный петух, и смотрит на меня бледно-голубыми блеклыми глазами.

– Он улыбается, когда я читаю, – продолжаю я, – смеется, когда я дохожу до смешных моментов.

Доктор складывает свои вещи в сумку и захлопывает ее.

– Он глух и нем.

– У него действительно онемела половина рта, но он определенно способен слышать, – настаиваю я.

Доктор наклоняется ко мне с выпученными глазами.

– Он глухой. И немой. Глухой и немой. Глухой и…

– Он не глухой! – кричу я. – Не глухой!

Это заставило его замолчать. О да, мой крик положил конец этому бреду. И мистер Бэнвилл такой сонный после визита доктора. Я зачесываю его волосы назад, укутываю одеялом.

– Спите.

Иногда они с Гарри так похожи, в лице мистера Бэнвилла я угадываю те же самые прекрасные черты.

О, но ведь это снова тот же самый доктор. Неужели мне никогда не избавиться от него? И вот Имоджен, она сидит у огня, а доктор стоит за ее спиной. Стоит за спиной и целует ее шею.

– …самозабвенны, моя дорогая, вы абсолютно самозабвенны. – Его рука проскальзывает в лиф. – Как поживает ваше нежное сердце? Как оно? Как ваше нежное?..

– Он не глухой! – кричу я.

Так ему ни за что не спасти мистера Бэнвилла – засовывая руки в лиф Имоджен и тиская ее грудь, он ему точно не поможет. Нет, раз он отказывается спасать мистера Бэнвилла, это сделаю я.

– Он не глухой! – кричу я. Челюсти сжимаются сами собой. – Он. Не…

– Господи, да ты всю лечебницу разбудишь! – Вытянутая и тощая тень Сливы скользит по стене. – Тебя на весь коридор слышно.

Кровать пуста – и доктор исчез. Нужно забраться в нее, пока очередное видение не предъявило свои права на нее. И зачем им только эта крохотная унылая кровать, ума не приложу.

Я забираюсь в кровать, закрываю глаза и снова вижу их. Ослабшего мистера Бэнвилла и такого знакомого доктора, с бледными глазами и тяжелыми усами. Я сажусь, перевожу дыхание и откашливаюсь. Уомак. Доктор – это Уомак. Я настолько уверена в этом, что записываю в тетрадь: «Врач в Эштон-хаусе – это Уомак, – и уже через несколько секунд сомнений добавляю: – Или кто-то очень на него похожий». В конце концов, я много чего вижу, и далеко не все мои видения реальны. Не хотела бы я, чтобы Диамант знал о них. Тогда я снова окажусь под его пристальным и внимательным взглядом, а потом, возможно, он и вовсе прекратит сеансы гипноза. И что тогда? Тогда моим доктором снова станет Уомак. Он украдет у меня Гарри, мое прошлое и навсегда запрет меня в ловушке безумия.

Глава 20

Мне снится сад в Эштон-хаусе, он погружается в сумерки теплым летним вечером. Я брожу среди кустарника, вдыхаю чистый воздух, пока что-то не заставляет меня обернуться, какой-то шум, я оглядываюсь на дом, на террасу. Я оборачиваюсь и просыпаюсь от неожиданности. Этот сон преследует меня всю ночь, и каждый раз я просыпаюсь в один и тот же момент, пока голова не начинает болеть.