Месяц назад мы бы кричали и плясали от радости, а сейчас молча уставились на вход в штольню. Он чернел на фоне зеленовато-серого нагромождения скальных глыб, и я спросила себя, почему, решив головоломку, не чувствую удовлетворения. Поняла, что мне этого мало. Вопреки страху и сомнениям я хотела добраться до сундука. Сорвать замо́к, приподнять тяжеленную крышку и увидеть, как в пещерной темноте, высвеченные фонарём, заблестят золотые монеты. Ну или серебряные вроде тетрадрахм с профилем Александра Македонского, если серебряные монеты блестят. Блестят, наверное.
– Думаешь, сундук в штольне? – спросил Гаммер. – В стене или в полу? Как банка в доме маячника?
– Надо идти и смотреть, куда приведёт карта.
– Только карты у нас нет, – отозвалась Настя.
Я позволила себе улыбнуться и тихонько ответила:
– Есть.
– Ты о чём? – удивилась Настя.
– Не знаю, кто и зачем прислал открытку. Выбрали нас случайно или…
– Тебя́ выбрали, – поправил Гаммер.
– Ну да… Случайно или нет, не знаю. Но одно точно: открытка «я таджика» дублирует головоломку. Это два одинаковых пути. Значит, и карты две. Мы не должны были добраться до горной библиотеки. Кафельная карта ждала других охотников, а у нас всё это время лежала своя.
– Ты про «Оцеолу»? – с сомнением спросил Гаммер.
– Банка из-под птичьего корма на роль карты не годится, а больше подсказок нет. Лишь чернильное пятно.
– И железный порошок.
– Но его можно не брать в расчёт, потому что порошку из подсказок…
– …соответствует порошок из головоломки, – закончила Настя.
– С ним надо повозиться отдельно.
– Мы даже не уверены, что пятно – это подсказка, – возразил Гаммер. – И ты сама говорила…
– Да, я говорила, что оно похоже на что угодно, только не на карту.
– И, как я понимаю, на
– На первый взгляд – да.
Я открыла на смартфоне фотографию ущербного разворота «Оцеолы».
– Хорошо, что я видела кафельные бороздки. Иначе не сообразила бы. Начала думать, какая из наших подсказок напоминает их хотя бы отдалённо, и ещё раз взглянула на пятно. Оно как схема кровообращения. И вот, смотрите.
Я увеличила фотографию. Настя с Гаммером прижались ко мне и затаились.
– Две линии-артерии идут непрерывно. Они расширяются, сужаются, но не прерываются и с двух противоположных сторон сходятся к центру пятна. Другие линии явно короче и тоньше. Это капилляры. Вот. Вот. И вот. Их тут десятки! Они ответвляются от артерий и через пару миллиметров кратко прерываются! Все до единой! А потом продолжаются. Ну или не продолжаются – когда как. И если убрать капилляры, останутся две длинные артерии-загогулины. В центре они разделены самым большим разрывом. И вместе они действительно похожи на того кафельного червяка! Может, артерии и есть тропа, ведущая к сокровищам?
– Звучит логично, – признал Гаммер. – Но странно.
– Что? – спросила я.
– Идти по подсказкам всегда было проще, а тут вдруг присматривайся к разрывам, убирай
– Если не предположить, что всё пятно – это одна карта. Более подробная, если сравнивать с кафельной. Тогда всё становится на свои места. Идти проще, когда обозначены тупики и ответвления. По кафельной карте ты, например, выйдешь к трём проходам и будешь ломать голову, куда идти дальше. А тут увидишь, что на пятне два боковых прохода уводят в капилляры, и смело выберешь средний.
– Артериальный?
– Ну да.
– Ну и муть, – вздохнула Настя. – Нет бы просто закопать сундук в лесу.
– Мне бы тоже не хотелось соваться в шахту, – призналась я.
– А почему бы и нет? – пожал плечами Гаммер. – Я бы рассказал о призраках подземелья. И да, знаю, отхватил бы от вас лопатой по голове. Поэтому лучше без призраков.
Мы с Настей усмехнулись, но вообще нам было не до смеха. Штольня пугала нас и раньше, а теперь мы поняли, что по ней можно зайти гораздо глубже, чем это представлялось Вихре.
По чернильной многоножке
Вернувшись в овчарню, мы какое-то время держались порознь, но вскоре почувствовали, что, разделённые страхами, ничего не добьёмся, и собрали экстренное заседание детективного отдела «Почтовой станции Ратсхоф», пусть и не в полном составе. Хотя Глеб, получается, никогда в нашу команду и не входил. Он лишь притворялся и шпионил. Или мы тут обвиняем Глеба в предательстве, а он сидит связанный в подземелье и его допрашивают неизвестные нам охотники за сокровищами, как обезумевшие горцы допрашивали молодого геолога из «Таинственного похищения» Ружа, требуя рассказать, где лежат легендарные сокровища Мехмеда Синапа, которых в действительности и не существовало?..
«Так!» – я обхватила голову руками. Сейчас всё это было неважно. То есть, конечно, важно и не дай бог я права насчёт похищения и пыток – лучше уж Глебу предать нас и, ехидно улыбаясь, попивать чаёк с Татьяной Николаевной, – но разузнать о его участи и как-то на неё повлиять мы не могли. Поэтому сосредоточились на том, что было в нашей власти.