Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками

Стащив упаковочную фольгу из мини-маркета «Ночная сова», мы обертываем ею все выступающие части тела Пети, включая голову. Теперь она напоминает огромную картофелину, запеченную в фольге, в которой добрая малышка Марта не забыла сделать прорези для глаз, носа и рта…

Похоже, я в нее втюрился. Но не в смысле секса. Нечто подобное я испытываю к Молли, но это не совсем то. Просто я готов шнуровать ей кроссовки. Мне хочется баюкать ее, надевать ей носочки и раскачивать на качелях. А если честно… то я не прочь заниматься с ней еще кое-чем.

Скоро я убеждаюсь в полной бесперспективности своих мечтаний. Раффи приходит к выводу, что для того, чтобы побыстрее сматываться с места преступления, нам нужно средство передвижения, и решает похитить тележку для гольфа. Он оставляет нас с Мартой присматривать за Пети, что меня вполне устраивает. Мы раскалываем несколько кокосов и поим Пети кокосовым молоком, а скорлупой копаем песок, чтобы устроить для него постель. Потом затаскиваем его туда на одеяле. Над песком торчит одна его голова, Пети зевает и улыбается нам.

– Выглядит жутковато, – говорю я Марте, похлопывая по песку вокруг шеи Пети. – Но мне почему-то не страшно.

Марта кивает.

– У тебя возникает ощущение паутины, когда на тебя смотрят взрослые мужчины? – спрашивает она. – Будто ты наткнулся на что-то невидимое и очень липкое?

– Да, точно, – отвечаю я, хотя мне непонятно, что она имеет в виду.

Во всяком случае, именно таким липким взглядом я смотрю на нее сейчас.

– У меня тоже. Но вот когда Пети на меня смотрит, ничего подобного не происходит.

Марта смахивает с его носа песок.

– Олли, ты умеешь хранить секреты?

– Разумеется, – произношу я с бесстрастной интонацией старшего брата, но дыхание у меня перехватывает. Скажи-мне-что-я-тоже-тебе-нравлюсь! – мысленно повторяю я с каждым вздохом.

– У меня сегодня день рождения, – сообщает Марта.

– Вот это да! Поздравляю тебя!

Я беру Марту за подбородок и поднимаю ее лицо к небу.

– Дунь на звезды и загадай желание.

Отец рассказывал нам с Молли, что, когда мы были маленькими, мама учила нас так делать.

Марта закрывает глаза и улыбается. А я хочу поцеловать ее.

– Сказать тебе, что я загадала? – спрашивает она, не раскрывая глаз.

«Да целуй же ее скорее!» – думаю я. Но никак не могу решиться. Я не очень представляю, как это делается. Ведь мой здоровый носище воткнется в ее гладкую щечку, как шальной метеорит.

Марта открывает глаза:

– Я загадала, чтобы Раффи…

– Ничего не говори, – с горечью произношу я. – А то не сбудется.

Раффи…

Я так и думал. В присутствии Раффи она тает и смотрит на него, приоткрыв свой розовый ротик. Со мной же Марта серьезная и философски настроенная, как девчонки в Клубе любителей научной фантастики.

Могу держать пари на то, что́ она загадала. Все девчонки в нашем Клубе уже успели сообщить мне о таком же глупейшем желании. Я даже вывел формулу, объясняющую этот феномен: 13 наглых замечаний / 2 ласковых словечка = 1 сраженная наповал девчонка.

Минут через пятнадцать возвращается Раффи. Пешком.

– Осторожно, не наступи Пети на голову! – хором предупреждаем мы.

Тот все еще храпит в своей песчаной постели.

– А почему Пети спит на работе? – возмущается Раффи.

Он не в духе, потому что на острове отсутствуют тележки для гольфа, вероятно, по той причине, что полей для гольфа там тоже нет, как я уже не раз говорил ему.

Мы с Мартой собираемся откопать Пети, и тут мне снова представляется случай проявить себя недремлющим часовым. В нашем направлении энергично движутся двое мужчин, размахивающих руками, будто в тщетной попытке взлететь.

– Эй, сюда идут! – кричу я.

Все, кроме Пети, оборачиваются и замирают.

– Это защитники природы! – взвизгивает Раффи. – Блин, придумайте что-нибудь!

Вчера Марта предупредила нас, что в отеле «Хостайл» проводят конференцию защитники окружающей среды, но я посоветовал ей не суетиться. По-моему, защитники вряд ли высунут нос из отеля, чтобы не нанести вред хрупкой экосистеме острова.

– А что мы можем сделать, Раффи? – спрашиваю я. – Если защитники узнают про это нерестилище, то будут топтаться здесь каждую ночь, чтобы снять на камеру, как они пасут новорожденных черепашат и провожают их к морю.

Раффи подталкивает меня в сторону мужчин:

– Ты классно треплешь языком, Олли. Иди, толкни им речь. Давай, давай!

И я несусь со всех ног, на ходу придумывая, что бы такое им наплести.

– Эй! – кричу я защитникам природы, стараясь увести их подальше от черепашьего роддома. – Идите сюда! Тут выбросило на берег какое-то морское существо. Я слышу, как оно булькает.

Потом я пытаюсь воспроизвести шум воздуха, вырывающегося из дыхала кита. Но делать это одновременно со своим пламенным призывом невероятно сложно.

– Я (буль-буль) думаю (буль-буль), что это кит!

Мое плечо вдруг сжимает чья-то рука. И это не ладонь худосочного вегана, а здоровенная красная лапища.

– Это не кит! – кричит мужчина, разворачивая меня. – Это валяет дурака глупый мальчишка.

– Ваша правда, сэр, – соглашаюсь я и, высвободившись из его рук, совершаю спринтерский забег по берегу.