Для десятилетней девочки у Рыжей была очень богатая фантазия. Она представляла себя попугаем, которого пираты сажают на свои татуированные плечи и поглаживают по перышкам. Или лошадью, на какой скачет веселый наездник по имени Нат или Стэн, легонько пришпоривая ее пятками. В зоопарке лошадь помещают в клетку с чистой мягкой соломой и просят проделывать самые простые фокусы – толкать носом резиновый мячик или есть банан, после чего аплодируют и восхищаются: «Даже лучше, чем оцелот!»
Но самой любимой фантазией был Гудини. Рыжая не соглашалась с его биографами, утверждавшими, будто им двигало подсознательное желание освободиться от моральных уз. Она считала, что Гудини просто искал ящик, из которого невозможно выбраться. Рыжая представляла, что она свернулась внутри железной раковины-кораблика, и та, пуская серебристые пузырьки, медленно опускается на темное морское дно. И она, как невольный аргонавт, отдыхает на голубых лугах водорослей. Кораблик ее фантазий не имел ничего общего с этой дырявой грязной раковиной. Он был клиновидным, без течи. И там не было никаких замков и замочных скважин.
– Вы считаете, это нормально? Воображать все это? – спросила Рыжая.
– Конечно, – кивнул Барнаби. В ее возрасте он фантазировал на тему роботов и мультяшных русалок.
Из раковины Барнаби было видно только одну звезду, низко висевшую на фиолетовом небе. Теперь, когда он перестал чувствовать левую ногу, настроение у него улучшилось. Над витыми крышами «Города морских раковин» поднялась розовая луна. В ее перемежающемся свете их спиральные купола, казалось, вращались вокруг своей оси, как некие кривобокие карусели. Горизонт слегка рябило, словно на него отбрасывал тени невидимый мир.
Барнаби подумал, что Раффи все сочинил, и никаких привидений в «Городе морских раковин» нет. Темно уже несколько часов, а здесь появилась лишь туча москитов. Гроза задерживалась, и Барнаби удивлялся своему везению. Впрочем, толку от этого было немного. Нога у него подвернута неестественным образом, а в раковине холод хуже, чем в холодильнике. Интересно, ему заплатят за производственную травму? Скоро они услышат шум подходящего парома. Ведь их же должны хватиться.
Рыжая, напротив, просто сияла от радости. Прижавшись к правому локтю своего соседа, она смотрела на него с мечтательной улыбкой.
– Есть хочешь? – спросил Барнаби.
Он пошарил в кармане и протянул ей мятную жвачку и металлическую фляжку.
– На, замори червячка.
Рыжая сделала глоток и побледнела.
– Давай сюда фляжку, а то выдуешь все, что там есть.
Взглянув на Барнаби, она опять прильнула к горлышку.
Забрав у нее фляжку, он сам сделал несколько глотков. Раньше Барнаби никогда не залезал в раковины и сейчас видел все свои огрехи. Довольно неприятное зрелище. Но шланг доставал только до половины, а Барнаби был не слишком щепетилен. Черные пятна, словно чернильный тест Роршаха, свидетельствовали о его профессиональной непригодности. Даже в сумраке раковины были заметны угольно-черные следы его ботинок, которые он оставил, когда свалился внутрь.
– Черт, ну и грязища здесь, – буркнул он.
Но уточнять, кто виноват, что древние раковины превратились в мусорные баки, Барнаби не стал. Ему и так целыми днями приходится намывать их снаружи, отдирая детский крем и прочую гадость. Мальчишкой Барнаби мечтал стать лесником, охраняющим природные ландшафты, зубчатые горы и девственные леса. Защищал бы благородных буйволов, носил шляпу и значок. А вместо этого оттирает неприличные надписи на раковинах. Мистер Джурайб давно бы уволил его, если бы он не делал вид, будто незаменим, припрятывая все чистящие средства.
Но Барнаби старался об этом не думать. Он взглянул на Рыжую, осовевшую от выпитого, и вдруг представил чертика в коробке со сломанным заводом. Игрушка без ручки. Похоже на его собственные перспективы по части деторождения. Внутри у него все сжалось и похолодело. Никакого выхода.
– Ага, грязь жуткая.
Сквозь трещины в раковину просачивался лунный свет, бросая пятнистые отблески на вывалявшуюся в грязи девочку. Она, не отрываясь, смотрела на Барнаби.
– А ты хоть знаешь, где мы сидим? – спросил он, намереваясь прочитать ей лекцию. – Это мегалитический экзоскелет. Мы можем лишь догадываться, кто в нем обитал…
Барнаби вдруг замолчал, испугавшись эха своего собственного голоса. Казалось, стенки раковины повторяют каждый звук.
– Девочка, а ты не слышала здесь каких-нибудь странных звуков?
Ее уши порозовели.
– А что?
– Да так, ничего. Мой… коллега говорит, что порой слышит тут довольно странные звуки. Они доносятся из раковин.
– Ах, это, – небрежно бросила Рыжая.
– Это?
– Это Ларами. – Она сморщила нос. – Ну, вы понимаете. Занимается там этим делом.
– Ларами Джурайб? Этим делом?
Барнаби покраснел. Утром он сообщит эту новость Раффи. Надо же, принять за стенания привидений вполне земные стоны! Хотя Раффи мог просто прикалываться – все знали, что он любитель дурацких выходок. Но какова Ларами! Ей ведь лет двенадцать. Уж лучше бы это были духи.