Приказано молчать

– Запомните, вы – желтые собаки! Со всеми, кто отступит от закона корана, будет то же самое! – громко проговорил главарь, обращаясь к сидевшим комотрядовцам. Затем он повернулся к палачам: – Тяните!

Зашуршали волосяные веревки по стропилам, сбивая труху с обгнивших бревен и подтягивая ноги Манапа вверх. Кучукбаев увидел стропила, часто набитые на них доски, клочки соломы, выбившиеся из-под досок, увидел большой сучок на одном из бревен – сучок был коричневый, с капельками смолы. «Не поддается времени, совсем свежий», – мелькнуло в сознании, и в это время он ощутил боль от удара бичом, почувствовал, что кровь пошла из носа и ушей, ощутил солоноватый вкус крови во рту и потерял сознание.

Очнувшись, Кучукбаев застонал от нестерпимой боли в спине. Открыл глаза и увидел Самохина, Морозова, рядом с ними незнакомого человека в белом халате. На тумбочке, стоявшей у кровати, лежали порошки, шприцы, стояли бутылочки с какой-то мутной жидкостью. Манап вспомнил все: лязг затворов, свист бича, сучок на бревне, команду: «Тяните», – и испуганные лица комотрядовцев.

– А что с остальными? Где они? Долго ли там были? – спросил Манап у Самохина.

– Долго, Манап, долго. Едва вытребовали. Сам на переговоры приехал, – ответил ему Самохин. – Остальные все живы. Ты тоже скоро в строй станешь.

– Теперь будешь жить. Крепкий ты человек. Будешь жить, – уверенно подтвердил доктор.

– Обязательно, доктор, буду. Теперь я знаю, что не время только дрова заготавливать. Теперь я снова – солдат!

Бой у Актамской тропы

Перед пологим спуском к реке Или пограничники спешились и стали растирать потные спины, бока и ноги лошадей скрученными из травы жгутами. Кони тяжело дышали. Их фырканье, звон удил казались в ночной тишине неестественно громкими и раздражали солдат. То и дело слышались недовольные приглушенные голоса:

– Стоять! Стоять, ну!

Группу возглавлял командир отделения Курочкин, заместителем его был назначен красноармеец Невоструев.

Прошло меньше двух часов, как пограничники выехали с поста Тасты, а уже больше двадцати километров едва видимой в темноте тропы остались позади. Впереди – река, едва заметная тропка. И снова бешеная скачка.

Они спешили. Ночью их подняли по тревоге и объяснили обстановку: двести пятьдесят бандитов в сорока километрах западнее Джаркента разграбили овцесовхоз и двигаются к границе; по следу банды идет взвод Мусихина и высланная на помощь ему группа пограничников, возглавляемая Самохиным. На Актамской тропе сделал засаду пост Каерлык. Туда в распоряжение начальника поста Ивченко, они и должны были прибыть к рассвету.

Банда вышла из Кунур-Оленской волости летом 1932 года. Вооруженные баи и их прислужники убивали активистов колхозного движения, коммунистов, грабили аулы. После налета банды на овцесовхоз маневренный кавалерийский взвод во главе с опытным командиром Мусихиным сделал засаду, но банда прорвала ее, убив солдата и шесть лошадей.

Мусихин по телефону (командир взвода взял с собой полевой телефон и подключался к линии связи – тогда это была новинка) сообщил о неудачной операции в Джаркенте и начал преследовать банду басмачей. Кони пограничников устали. Басмачи же имели заводных, поэтому оторвались от преследователей и, выйдя на старую караванную – ее еще называли старой контрабандисткой – Актамскую тропу, быстро уходили к границе.

– Мусихин – командир храбрый, а вот оплошал, не держал банду басмачей, – вслух размышлял Курочкин. – Что же случилось? И ребята у него что надо.

– Видно, опытны бандиты, – отозвался Невоструев. – Бой предстоит нелегкий.

Пограничники закончили растирать коней, ждали команды.

– Как будем переправляться? – спросил у них командир отделения.

Бойцы задумались. Здесь, на берегу, куда подъехали красноармейцы, была одна лодка. Они и раньше переправлялись в этом месте через широкую, с крутыми водоворотами мутную реку и делали это обычно так: лошади вплавь, всадники – в лодке; сейчас так переправляться было нельзя – ограничивало время. Нужно сделать три рейса (их было двенадцать), а на это ушло бы часа три.

– Седла и винтовки в лодку, сами – вплавь, – ответил за всех красноармеец Невоструев. – Иначе опоздаем.

У Невоструева пять лет пограничного стажа. Это пять лет непрерывных тревог, быстрых переходов, пять лет боев, таких боев, когда не считают, много или мало врагов, а выхватывают сабли и – вперед. Он был смелым, находчивым, выносливым, а ростом не вышел – сухощавый, невысокий. Старшины ему всегда с трудом подбирали обмундирование.

– Да, только вплавь, – согласился с Невоструевым Курочкин и стал расседлывать коня.

Его примеру последовали другие.

Невоструев плыл, держась за гриву, видел впереди голову лошади командира отделения, черную полосу прибрежных зарослей тальника, барбариса, джигиды, бездонное прозрачное небо с россыпью неярких звезд.