Приказано молчать

Сегодня на Ползущий начальник заставы направил ефрейтора Семена Андрющенко и рядовых Романа Олтухина и Олега Баскова. Идут они по тропе медленно и осторожно, впереди Андрющенко, за ним, метрах в двадцати – Олтухин и Басков. Басков на ледниках первый раз, оглядывается время от времени назад, на заставские дома, которые становятся все меньше и меньше.

Пограничники обогнули придавленную снегом скалу и повернули в узкое ущелье. На крутых склонах сквозь толстый пушистый снег проглядывали наконечниками стрел камни, а со скал угрожающе свисали пухлые языки карнизов. Басков нерешительно остановился, затем оглянулся и не увидел заставы, привычный вид которой все время подбадривал его. Баскову стало жутко.

– Ты что? – повернулся Олтухин к Баскову, услышав, что напарник остановился.

– Ничего, – ответил неуверенно Басков.

– Пошли, – понимающе улыбнулся Олтухин. – Не отставай от меня.

У выхода из ущелья Андрющенко подождал своих товарищей.

– Похоже, что попадем в пургу, – проговорил он.

Олтухин утвердительно кивнул, а Басков с недоумением смотрел то на одного, то на другого. Ледники ослепительно блестят под лучами солнца, небо светлое высокое-высокое, на нем лишь несколько тучек, а воздух неподвижен.

– Не удивляйся, – ответил Андрющенко на молчаливый вопрос молодого солдата. – Видишь, тучи собираются? Если бы справа от Ползущего, то ничего, а раз слева – закроют ледник. Часа через два-три закроют. Тут уже все изучено. Запоминай.

Вершина Ползущего, как и предполагал ефрейтор Андрющенко, встретила пограничников ветром, несильным, но гнал он на вершину одну за другой тучи. Через холодную мокрую мглу ничего не было видно, поэтому Андрющенко, посоветовавшись с Олтухиным, решил перевалить через ледник и спуститься ниже туч, чтобы они не мешали наблюдению, и там, выбрав поровнее место, пообедать, а затем осматривать, как приказал начальник заставы, седловины и другие ледники.

Вниз они шли тоже медленно, как и вверх, – в горах спуск не легче, а трудней, но прошло уже много времени, и пора было бы выйти из полосы туч, однако никакого просвета не появлялось, и теперь было такое ощущение, что нет ни гор, ни земли вообще – нет ничего на свете, кроме белой тверди под ногами и серой мути вокруг. Даже Андрющенко почувствовал себя неуверенно, остановился и, обращаясь к Олтухину, спросил:

– Может, Роман, в седловину сразу двинем?

– Можно, – немного помедлив, ответил Олтухин.

Андрющенко повернулся к Бескову:

– Километр пройдем по склону, потом – вниз. Точно в лощину спустимся. Считай шаги.

Из полосы низких туч они вышли раньше, чем предполагали. Тучи на этом склоне Ползущего неровной рыхлой стеной поднимались вверх метров на двести; стена эта, казалось, упираетется в такую же рыхлую крышу, быстро двигающуюся над горами. И седловина, и ледник Медвежья Грива, угрюмый, неприветливый, были хорошо видны со склона Ползущего.

– Перекусим в седловине, гривку медвежью прочешем, Малютку оглядим и – домой, – высказал свое решение ефрейтор Андрющенко, достал из чехла бинокль и стал осматривать горы.

Через несколько минут пограничники, обходя трещины, – а их на Ползущем много, – стали медленно спускаться в седловину, а следом за ними, тоже медленно, двигалась серая лохматая стена, не приближаясь и не удаляясь; все ниже и ниже спускалась «крыша». И Андрющенко, и Олтухин, и особенно Басков тревожно поглядывали на двигающиеся за ними тучи, но никто не высказывал вслух своей тревоги, только Андрющенко ускорил шаг. Разрыв начал увеличиваться, и вскоре стена отстала от пограничников метров на двести, но все же продолжала наступать. Остановилась она лишь у самой седловины – ветер задержал ее медленное, грозное движение. Он отрывал серые мягкие клочки и уносил их вниз, в ущелья. Пограничники, выбрав неглубокий расщелок, чтобы укрыться от ветра, подогрели на сухом спирте консервы и хлеб, запили обед растопленным снегом и двинулись на Медвежью Гриву. Стена все стояла на месте, только «крыша» опустилась еще ниже, потяжелела, будто налилась свинцом.

– Придавят нас эти чертовы тучи, – пробурчал Олтухин.

Андрющенко не услышал этих слов – он шел впереди, а Басков ничего не ответил, только зашагал быстрей, чтобы догнать ефрейтора.

Чем выше поднимались пограничники по склону Медвежьей Гривы, тем ветер становился сильней, но солдаты, казалось, не замечали этого. На вершине они легли на лед, для маскировки, и минут пятнадцать осматривали открывшиеся перед ними ущелья. Кругом тусклая белизна. Даже ели, которые росли внизу, на склонах ущелий, возвышались белыми конусами, словно большие головки сахара.

– Давно, говорят, не было такой снежной зимы, – проговорил ефрейтор Андрющенко, передавая бинокль рядовому Баскову. – Смотри, какие карнизы на склонах.

– Сильные обвалы пойдут, – добавил Олтухин.

Наряду оставалось, перевалив небольшой ледник Малютку, осмотреть еще одну седловину, а оттуда, вновь перевалив через Медвежью Гриву, – на заставу.