В свою очередь, этот процесс распадается на два. С одной стороны, мы должны уметь осуществлять самые элементарные операции зрительного восприятия, общие у кино с любым другим зрительным восприятием, например, осуществлять движение взгляда по экрану, необходимое для симультанного (одновременного) восприятия изображения как целого, или уметь «забегать вперед», производить вероятностное прогнозирование: движение начато и оборвано, но мы тут же автоматически восстанавливаем его завершение и воспринимаем движение так, как если бы оно было на экране доведено до конца. Для всего этого не нужно никакого специального воспитания или обучения: такого рода процессы киновосприятие «берет напрокат» у любого другого зрительного восприятия. Назовем эту сторону киновосприятия его технологией.
Но в киновосприятии есть и такие моменты, которые специфичны именно для него. Бела Балаш приводит случаи восприятия кино неопытными зрителями, когда вместо целостных кинообразов воспринимались разрозненные изображения: зритель не мог «сложить» из отдельно показанных крупным и средним планом изображений единого образа (см.
Эта сторона киновосприятия, которую мы назовем его
Но допустим, что мы уже умеем отождествлять образ, владеем техникой киновосприятия. Значит ли это, что в дальнейшем, при просмотре фильма, мы просто воспроизводим этот образ, опознаем его, и на этом дело кончается? Разумеется, нет. Если бы наше восприятие происходило путем отождествления набора киностереотипов, ни о каком киноискусстве не могло бы быть и речи. (Кстати, в плохих кинопроизведениях очень часто как раз так и бывает: берется голый прием, образный стереотип и механически переносится в другой контекст. Все помнят знаменитые кружащиеся березы в кинофильме «Летят журавли», но сколько раз они повторялись потом в других фильмах!) Каждый раз, когда мы в кино (в настоящем кино!) сталкиваемся с известным нам приемом, с той или иной условностью, она поворачивается к нам какой-то новой стороной, служит для того, чтобы, опираясь на знание данного приема зрителем, включить его в какую-то более сложную образную систему, влить в него новое содержание. Это содержание пришлось бы «растолковывать» зрителю, если бы он не владел системой условностей; а поскольку он ею владеет, ему достаточно «намекнуть». Обычно киноприем вводится сначала как бы в развернутом виде, а затем, становясь условностью, он «свертывается», воспринимается автоматически, и творческая активность зрителя переносится на более высокие уровни киновосприятия. Об этом хорошо писала С.В. Соколова: «Чтобы синтаксис языка кино не стал самостоятельным объектом, целью зрительского восприятия, синтаксическая сторона его должна осуществляться как бы интуитивно, автоматически… Поэтому в процессе обучения умение «читать» синтаксис киноязыка должно быть доведено до уровня мгновенно выполняемого действия» (
Если техника кино есть система условностей, система киноприемов, которые зритель обязан уметь автоматически декодировать, то язык кино – это способ использования, способ функционирования этих условностей в содержательной структуре фильма. По прекрасной формуле итальянского кинокритика Гальвано делла Вольпе «мысль – это цель, а техника – это средство». Кроме кинотехники, есть еще и киномысль, и именно с ней связано в первую очередь существование и восприятие языка кино [23] . Что имеется в виду, когда мы говорим о киномысли?