Приключенья Стрельца (СИ)

   -- Она прелесть. И какой чистый лоб. Но у неё неясное прошлое.

   Да что неясного. Бывший муж её, главный механик фабрики, жизнерадостный и общительный, был, вероятно, крепким и поглощённым собой. На работе всем с подробностями рассказывал, что и как у него происходило последней ночью. Вот и первая трещина в отношениях. Для него самовосхваление, для неё -- как голой на площади стоять, и все смотрят. И снова ложиться в постель в режиме репортажа для всего света.

   А однажды в неурочный час она пришла домой -- он в постели с женщиной. Она сдёрнула с них одеяло, а он без трусов. И, конечно, сакраментальная фраза: "Я тебе сейчас всё объясню..."

   -- "Это совсем не то, что ты подумала..." -- подхватил Сашка. -- Ну-ну, но ты всё-таки не так восторженно, не надо браться за предмет так горячо. Всё же ты не трубадур.

   Недоговорённое было -- а она не принцесса.

   -- Иди в баню, -- ответствовал Маркин.

   Обойдёмся без ваших советов. Она наполняла и завершала его.

   Женщины спелись на готовке. Казачка со всеми находила общий язык, библиотекарша обожала овощные блюда. Казачка кухню знала, но не очень много уделяла ей времени, готовила быстро, и обычно простую и здоровую еду.

   Библиотекарша прониклась -- обнимашки, целовашки. Казачка посылала ей кулинарные книжки -- с этим в Кишинёве было хорошо, а та дефицитные литературные журналы. А когда Сашка развёлся с нею, слала расплывающиеся от слёз письма.

   IV. Прощай, оружие

   На работе к Маркину подошёл Медведев. Езжай на курсы в Москву. Зачем, не поеду. Поедешь! Вернёшься, примешь группу видеозаписи.

   Маркин сообщил казачке. Поезжай, конечно, всё-таки повышение.

   Действительно -- что там три месяца, зато потом...

   Курсы начинались в сентябре. В московскую тусклую мокрядь и пришло письмо -- мы уезжаем.

   Он знал, что они долго и тщетно искали обмен на Ростов. А какой вариант нашёлся -- двухкомнатная хрущёвка, но центр, школа рядом, газ, горячая вода, все удобства. А тут только печка, газ из баллона, туалет во дворе, мыться у подруг или в тазу.

   Белые мухи витали над его городом. Только шашка казаку во поле подруга...

   Свежая сорочка каждый день по-прежнему -- для неё. Он видел её близко, будто через снайперский визир -- спокойную, в полный рост, обнажённую. И перекрестье прицела находилось во впадинке пупка -- центре её тела. Он был стрелком, привязавшимся к цели.

   От неприкаянности сходил с матерью в Органный зал на концерт Гарри Гродберга, и неожиданно, по какому-то внутреннему созвучию, подсел на фуги Баха, их напряжённое, безостановочное, мелодическое развёртывание. Это было о нём.

   Он задвинул в дальний угол свои альбомы почтовых марок, собирать которые начинал вместе с отцом; понял -- какой-то обманный, вымышленный мир. Зачем нужны марки тридцати семи стран, в которых никогда не придётся побывать. Маркин, короче, забил на марки.

   В тот же угол отправились и кассеты "The Beatles" из-за намекающей, блин, "Yesterday"... А сам попавшийся под руку альбом издевательски называется "Help!" Уж лучше забивать голову простенькой группой "Dschinghis Khan": "Москва, Москва, бей стаканы о стену..."

   Маркин невзлюбил ночи, старался работать вечерними сменами -- пришёл домой и лёг, чтобы не думать, а утром чем-нибудь заняться. Что-то говорила недавно мать про ночь... а-а, выгружались ночью...

   Мать, уже младшим лейтенантом медицинской службы, сопровождала маршевый полк до монгольской границы -- готовились к войне с Японией. Выгружались ночью в Чите. На привокзальной площади на снегу сидела старуха в платке, ватнике, юбке и шерстяных чулках, но без обуви. И отчаянно кричала в небо по-румынски:

   -- Господи, за что?

   Мать выбежала из колонны, сунула ей в руки хлеб из вещмешка и вернулась в строй. Колонна мерно двигалась, огибая женщину, и молчала.

   Так и отложилось у Маркина -- ночь, мать, уходящая с полком, и старая женщина на снегу.

   -- Сынок, ты собирался написать рационализаторское предложение по работе...

   -- Хотел, но передумал. Ни к чему.

   -- Помирись со Светой, сынок.

   -- А мы с ней не ссорились, мама. Мы расстались.

   Дули новые ветры. Уже прогремел на весь город оборотистый Сёма Чернов, даже собственному отцу одалживающий деньги под проценты.

   Сашка с подачи своей библиотекарши, не имея денег, открыл в Новосибирске издательский кооператив на четырёх человек. Пил на полиграфкомбинате с рабочими, начальниками и мастерами. Умолял, уговаривал, спорил на выигрыш в карты и шахматы.

   -- Ребята, напечатайте в долг. Мы заплатим с реализации вдвое больше государственных расценок...

   И ему поверили.

   Снились будто бы давешние студенческие лагерные сборы и стрельбы. Из-за высокой степной травы он плохо видел мишень. Чёрный круг появлялся между качающимися стеблями и снова исчезал. Бил почти наугад. Когда по команде поднялись с земли, понял -- он сбил соседние мишени, справа и слева, в том числе Сашкину, а свою оставил нетронутой. Майор смотрел укоризненно. Сашка кусал губы -- он не успел сделать ни единого выстрела...

   Деда Рома позвал на помощь -- завис его компьютер "Apple". Маркина-младшего он с пелёнок звал внучком:

   -- Как успеваемость, внучок? А то поколочу!