Незадолго до женитьбы Обинье отпустил со службы, щедро удовлетворив платою, четырех дворян, которых долгое время содержал при себе. Отказавшись от чести и удобств предоставленного ему членами Синьории жилища, он остался жить вдвоем с женою в ее доме[1526]
. Он также не пожелал больше подвергаться нападкам за пользование почетными местами в храме, из-за которых германские графы[1527] роптали на него. Тогда Синьория отвела ему удобнейшее место, которое когда-то занимал один Пфальцский курфюрст, а за ним многие французские военачальники.Пора сказать, что, увидя в укреплениях Сен-Виктора два кронверка, великолепно спланированных господином де Бетюном[1528]
, но сделанных наспех и на слишком скупо отпущенные средства, Обинье пожелал укрепить их камнями, которые можно видеть там еще и теперь. А так как фланк куртины[1529] находился слишком далеко от внутренних сторон кронверков, он наметил для них соединительную часть, но с тем, чтобы установить ее только в случае необходимости, оттого что эту работу можно выполнить на виду у неприятеля, а также для того, чтобы не тронуть частных владений и не вызвать недовольства, порождаемого подобными предприятиями. Но некий богатейший господин[1530], сын одного из виднейших синдиков, какие только были в Женеве, к тому же генеральный прокурор, заговорил о своих интересах слишком громко, по мнению членов Синьории, и они немедленно предписали строителю в двухчасовой срок обозначить соединительную часть, согласно имевшемуся приказу, под страхом отрешения от должности. Синьория сама явилась туда, чтобы поскорей поставить рабочих. Обинье же прибежал, чтоб отложить это дело. Но постановление Синьории взяло верх над его просьбами и доводами. После этого его врагами не преминули стать представители рода столь могущественного, что, когда один из них вступил в тяжбу, то в Совете Двухсот[1531] приходилось давать отвод, по крайней мере, шестидесяти из них, ибо то были родственники истца.<1624> Неутомимые эти враги пользовались различными поводами для мщения: появлением в печати «Истории»[1532]
, ненависть автора которой (как говорили они) раздражает Францию, первым приездом в Женеву старого маркиза Баденского[1533], вызвавшим слух, что он явился по наущению Обинье, чтобы набрать армию и разжечь этим гнев императора[1534]. Однако оказалось, что он и Обинье никогда не знали друг друга лично и не сносились письменно. Это обвинение обнаружило злую волю многих людей; им стало стыдно, когда они увидели, что маркиз отлично принят в Женеве и живет здесь уже пять лет, не считая его поездки в Данию.Против Обинье строили еще немало козней, убеждая жителей, что этот чужеземец советовал членам Синьории держать народ в черном теле и придумал новые подати. Все эти истории оказались ложными; было признано, что Обинье бежал из Франции оттого, что там его сочли и объявили республиканцем.
<1627–1629> Но последнее предприятие еще больше распалило его врагов и почти отпугнуло охладевших к нему друзей. В то время как потеря Ларошели[1535]
, события в Лангедоке[1536] и разорение Германии[1537] устрашали наименее стойких людей, Розе[1538], посланный вместе с господином Сарразеном ко французскому двору, умело обработал государственного секретаря Эрбо[1539] своими письмами и письмом, которое заставил написать самого представителя[1540]; итак, владелец замка провел в своем Крете три месяца не без тревог. Дело в том, что в это время кто-то – как подозревают, герцог д’Эпернон или архиепископ Бордоский[1541] или они оба – подкупил около десятка убийц, два года подряд дерзко бесчинствовавших в этих краях и поклявшихся спасением души (на него они не могли и рассчитывать) убить Обинье. Но тот, кого они подстерегали, выходил из дому только в сопровождении своих людей, сам искал этих убийц и написал господину де Кандалю[1542], прося его посоветовать своему отцу выбрать наемников получше. В конце концов Женева высказалась против отъезда Обинье; благороднейшие люди одержали верх, не остыла и горячая любовь к нему простого народа.<1625>Незадолго до этого господин коннетабль[1543]
, участвуя в Генуэзской войне[1544], послал государственного советника Бюльона[1545] к Обинье, хотя при последнем свидании в Сомюре тот крупно с ним повздорил. Теперь дело шло о наступлении на Франш-Конте[1546], и с этой целью бедному desterrado[1547] предлагали три старых полка и один новый с приданной ему конной ротою, но война шла вяло и была, по видимости, уже на исходе.