Приключения Бэзила Скуридайна

Василий попробовал встать с кровати. В голове зашумело, руки и ноги перестали слушаться. Карлос вовремя подхватил его и помог встать на ноги. Поддерживаемый индейцем он прошел в на кухню. Там уже все было готово. На низком деревянном столике, вокруг которого располагались два таких же низких сиденья, лежали на пальмовом листе маисовые лепешки. Рядом стояло глиняное блюдце с какой-то красной жидкостью, кувшин, две кружки и две тарелки с деревянными ложками. Донья Паула, хлопочущая над очагом, жестом предложила сесть. Как только мужчины сели, она, сняв с очага, состоящего из трех камней, глиняный горшок, выложила из него на пустые тарелки вкусно пахнущее мясом варево. Перед тем как приступить к еде, Василий по примеру Карлоса совершил омовение, вымыл руки в деревянной лоханке, стоящей рядом со столом.

— Мясо у нас в большой редкости! — сообщил Карлос. — Только ради вас! Потому что враг испанцев всегда наш друг!

— Неурожай? — спросил Скурыдин.

— Урожай или неурожай — все одно! Половину забирает владелец энкомьенды, к которой мы прикреплены. А почти все оставшееся достается падре Игнасио, который проводит богослужения в нашем святом братстве, в которое входят все жители деревни, — ответил Карлос. — Такого алчного и жадного священника ни в одной округе не сыскать!

— Разве ему нельзя отказать? — поинтересовался Василий.

— Нет! — ответил Карлос. — Индейцы у испанцев бесправны. Хитрый падре предъявит ему счет за свои литургии, припомнит все грешки и обвинит в ереси. После чего приведет солдат, которые мало того, что накажут несчастного плетьми или упекут в тюрьму, но и лишат последнего его родственников. Вы дон Бэзил ешьте! Вам надо срочно набираться сил!

Василий понимающе кивнул головой. Взяв маисовую лепешку, он, как и Карлос, обмакнул ее в блюдце с красной жидкостью и надкусил. Нестерпимый жар охватил рот Скурыдина. Он не знал что делать. Карлос, смеясь, налил в кружку Василия воды из кувшина и быстро подал ему.

— К нашему «чили» нужно привыкать дон Бэзил!

— Дон Карлос, вы обещали рассказать, где научились английскому языку! — избавившись от жжения во рту, спросил Василий собеседника.

— История длинная, но у нас есть время до вечера. Правда, не знаю с чего начать. Сдается мне, что вы человек не простой. Поэтому я начну издалека, со школы.

Перед тем как начать рассказ, Карлос еще раз внимательно осмотрел Василия, словно проверяя себя, поймет ли собеседник его историю.

— Случилось это давно, лет пятнадцать назад. Тогда я был очень молод, мне было девятнадцать лет и не испытывал каких-либо невзгод. Я учился богословию в миссионерской школе францисканцев в Тлалтелолко, это район Мехико. Испанцы, чтобы привлечь на свою сторону индейцев давали некоторые привилегии индейским вождям-касикам. Мой отец, был касиком племени, которое проживало в этом селении. Ему сохранили власть над людьми племени и земельные наделы, разрешили ездить верхом на лошади и даже носить оружие, как дворянину.

Учеба мне нравилась, я все схватывал на лету и был на хорошем счету у руководства школы. Но в один из дней сентября, злополучного 1570 года меня вызвали к начальнику школы отцу Гонсалесу. Его лицо было искажено гневом. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял вооруженный алебардой солдат и двое монахов-воспитателей.

— Мерзавец, исчадие продажного отродья! — брызжа слюнями, закричал на меня отец Гонсалес, — Твое место не в обители веры, чистоты и добра, а в аду! Собирай свои вещи, пойдешь с ним! Ты арестован! — И он указал на солдата.

Я не успел слова сказать, как был вышвырнут воспитателями на улицу. Солдат повел меня из города. По дороге он рассказал, что мои соплеменники, доведенные до отчаяния издевательствами владельца плантаций сахарного тростника, на которого они работали, подняли восстание. В гневе они сожгли его имение и расправились с ним самим. Из города, на усмирение недовольных были направлены войска. Восстание подавили в крови. Испанцы бились об заклад о том, кто из них одним ударом меча разрубит человека надвое, или отсечет ему голову, или вскроет внутренности. Схватив младенцев за ноги, отрывали их от материнской груди и ударом о камни разбивали им головы. За убийство экомьендерос они, таким образом расправились со ста жителями моего селения. Оставшихся в живых пытали. Не было ни правых, ни виноватых! Кто-то, не выдержав пытки, оговорил моего отца, хотя он был ни в чем не виновен. Испанцы обернули его сухой соломой, привязав ее к телу, а затем, подпалив солому, сожгли его живьем. Не оставили без внимания и меня. Коррехидор приказал выкинуть меня из школы и направить на рудник, для принудительного труда. Неделю, вел меня солдат по горным дорогам к месту отбытия наказания. Голод и жажда мучили меня, а еще больше терзала горечь переживаний за мученическую смерть отца. Мне не хотелось жить.