Приключения Бэзила Скуридайна

Я был очень доволен своей работой у него. Она мне нравилась, а самое главное, я мог помогать деньгами матери и сестрам, которые после гибели отца прозябали в нищете. Но мое счастье продолжалось всего 3 года. В начале января 1573 года, Раблея вызвали из Тампико, куда он, разбогатев, переехал из шахтерского городка, в Мехико. Я поехал вместе с хозяином. На следующий день после приезда в столицу Новой Испании, Раблей отправился в местный муниципалитет, куда ему надлежало явиться. Словно предчувствуя плохое, меня он оставил в гостинице, предупредив, чтобы я немедленно покинул ее и остановился у своих друзей, если он не вернется к вечеру. Так и получилось. Я переехал к своему однокласснику по миссионерской школе, который, окончив ее, работал писарем в местном органе самоуправления. На следующий день он сообщил мне, что мой хозяин арестован городскими властями и препровожден ими в монастырь монахов-доминиканцев, где располагался трибунал инквизиции. Мне он предложил немедленно покинуть его дом и уехать из Мехико. Что я и сделал.

— За что арестовали Раблея? — взволнованно перебил рассказчика Василий.

Карлос пожал плечами.

— За протестантскую веру, а еще, вернее, за его богатства, — ответил он.

— Его одного?

— Нет, арестованы были все английские моряки, брошенные Хоукинсом на берегах Вест-Индии и не успевшие к этому времени покинуть ее. Всего около 60 человек.

— Понятно! — согласился Василий, хотя ничего из ответа индейца не понял. В России ни лютеран, ни католиков, ни мусульман, за их веру не преследовали.

Откуда им обоим было знать, что все исходило от верховной власти. Что можно было ожидать от фанатичного Филиппа II, готового, по его собственному признанию, не только бросить в костер родного сына, будь он уличен в ереси, но и лично для его сожжения притащить дрова?

Филипп II, следуя учению инквизиторов-экстремистов, считал, что мелкие отступления от католической веры создают благоприятный фон для распространения лютеранской «скверны», и соответственно требовал беспощадно карать всех, кто был в них повинен. Он опасался проникновения протестанизма в свои заморские владения. О такой возможности его постоянно предупреждали тайные осведомители в Англии и Германии, сообщавшие о реальных и вымышленных планах протестантских проповедников пробраться в Вест-Индию и через распространение там «ереси» отторгнуть эти владения от испанской короны.

— Меня тоже искали, — продолжил свой рассказ Карлос. — Мне приходилось скитаться по шахтерским поселкам, в которых я раньше бывал. В конце концов, один из моих друзей посоветовал мне обосноваться в крупном городе. Там тебя не знают, и затеряться среди большого скопления людей нетрудно. Так я оказался в Веракрусе.

Веракрус — красивый город. Он расположен на реке в нескольких милях от побережья Атлантического океана. Город окружают леса и сады с апельсинами, лимонами и гуавами. На аллеях, обсаженных деревьями, своими кронами, образующими свод, находится огромное количество попугаев, хвосты которых кажутся столь же огромными, как у фазанов. В самом городе находится 300 хозяйств. Однако люди живут в нем только с конца августа до апреля. Окружавшие город болота, разрастающиеся в сезон дождей, способствуя возникновению в городе эпидемий малярии. Со временем жители Веракруса приспособились к этим обстоятельствам и на сезон дождей стали переезжать на роскошные зеленые холмы вокруг него.

Опять же по рекомендации одного из моих одноклассников по миссионерской школе, как знающий грамоту, я устроился помощником управляющего одного из хозяйств. Здесь я прожил почти полтора года. Я почти обжился на новом месте, но в начале февраля 1574 года получил весть, о том, что в Мехико состоится грандиозное аутодафе над протестантами. Она заставила меня пренебречь осторожностью, бросить все и отправиться в столицу вице — королевства. Я жаждал увидеть человека, который спас меня от смерти.

— Аутодафе, это что? — спросил Василий.