Святой отец лгал. Предполагалось, приговорить Рауля к ста ударам плетьми и отправке на три года в монастырь на исправительные работы с конфискацией всего принадлежащего ему имущества, лакомого куска для святых отцов. В собственности узника находились двухэтажный особняк в Веракрусе, кожевенные мастерские, заводик по переработке сахарного тростника. Теперь же, с учетом мнения генерала-инквизитора, решение суда придется изменить. «Что ж, раз его преосвященство так считает, Гильярдо получит свободу. Но его собственность все равно перейдет в руки инквизиции, так как размер пожертвования сопоставим со стоимостью заводиков и особняка! — решил инквизитор. — Если его постращать прежним наказанием, то он с радостью, в обмен на свободу расстанется с этой суммой!»
— Я всегда был уверен в строгости и справедливости вашего суда! — посветлел генерал-инквизитор. А где он содержится? — доктор Контрейра был дотошен во всех вопросах.
— В общей камере, — неуверенно ответил инквизитор, не понимая, к чему клонит его преосвященство.
— Если он оправдан, не будьте суровы к нему до вынесения приговора. Привлеките к работам внутри монастыря! — великодушно посоветовал ему доктор Контрейра.
Генерал-инквизитор был осведомлен о жутких условиях содержания подследственных в камерах монастырской тюрьмы. Обычно в камерах находились четыре или пять человек, иногда больше. Каждому выдавали на восемь дней один кувшин воды (если вода кончалась раньше установленного срока, то заключенные должны были сохранять терпение) и подстилку, а также емкость для испражнений, которую чистили тоже один раз в восемь дней. В камерах было много крыс, а вонь стояла такая, что выйти оттуда живым оказывалось настоящим счастьем для заключенных. Поэтому он решил, что невиновному будет гораздо лучше, если он, хотя бы в дневное время, будет находиться вне их стен.
— Мы выполним ваше пожелание сегодня же, ваше преосвященство! — бодро ответил инквизитор.
Если страдания одного узника монастырской тюрьмы с этого дня должны были прекратиться, то другого — начаться.
Непосредственно заниматься им пришлось доктору Крусу, потому, что английский язык знал только он. В молодости, он был послан в Англию в составе свиты Филиппа, наследника испанского престола, мужа английской королевы Марии Тюдор, прозванной в народе Марией католичкой. Находился он там четыре года, то есть до самой смерти королевы. Как известно, попытки возвести на английский трон Филиппа, не увенчались успехом. Вместе с бывшим мужем королевы, молодой доминиканец вернулся домой в Испанию, так как в Англии начались гонения на католиков. Времени, проведенному в свите будущего короля Испании Филиппа II, молодому монаху-доминиканцу с лихвой хватило, чтобы выучить английский язык.
Двое суток, Василий, терзаемый неизвестностью, просидел в каменном мешке камеры. Ни звука, не проникало внутрь ее. О том, день или ночь за ее стенами, можно было угадать только по слабому лучику света, где-то под потолком камеры. В первый день ему принесли еду — фунт вареной баранины (~0,5 кг), два фунта хлеба, горсть фасоли, немного изюму и пинту (~ 0,6 л) пива. Охранник, что-то сказал по-испански, но Скурыдин ничего не поняв, замотал головой. Тогда тот, указав на пищу, поднес к его глазам три пальца. Василий догадался, что эта скудная еда дана ему на три дня.
На третий день, дверь камеры, наконец, открылась. Привыкшими к темноте глазами, Скурыдин увидел стоящих у порога камеры двух солдат при полном вооружении. «Вот оно что! На допрос поведут!» — с тревогой подумал он. По темным коридорам его доставили в мрачное помещение с высокими сводами. Драпировка стен черной материей, под которой в нескольких местах угадывались очертания окон, вызывала ощущение ожидания чего-то ужасного. Ближе к противоположной от входа стене располагался длинный стол, покрытый черным бархатом, на котором стояло распятие и шесть горящих свечей, а также лежала Библия. У стола стояла кафедра, за которой сидел бледный и худой, больного вида человек, одетый как обыкновенный городской житель среднего достатка. За столом сидели два монаха в белых монашеских одеждах с черными капюшонами. Один из них, упитанный и лоснящийся занимался изучением каких-то бумаг, а другой, тощий, с длинным крючковатым носом, придающим его лицу хищное выражение, подперев подбородок руками, безразлично смотрел в пространство перед собой. В спертом воздухе трудно было дышать. Солдаты, закрыв за собой дверь, со стуком оперлись древками алебард о пол, встав за спиной Василия. Наступила тишина. Никто, не обращал внимания на узника. Казалось, время здесь внезапно остановилось. Скурыдин не знал, что это все делается по инструкции, с целью увеличить тревогу и растерянность подозреваемого.
Наконец, толстый монах оторвался от своих бумаг и повернул голову его сторону. Человек, сидящий за кафедрой, что-то произнес по-испански, глядя на Василия. Толстый монах, а это был доктор Эстебан Крус, перевел:
— Как вас зовут?
— Бэзил Скуридайн, — назвал себя по имени Василий.