А «преступники» в это время, не доехав лиги до окраин Веракруса, свернули на дорогу, которая вела в сторону городка Санта-Мария-де-ла-Виктория, который располагался на берегу моря в устье реки Табаско, называемой испанцами Грихальва, в честь конкистадора, впервые увидевшего ее.
Съехав с дороги в высокую сочную траву, они остановились за плоским холмом, для того, чтобы их не было видно проезжавшим мимо. Кроме того, здесь протекал ручей, водой которого можно было напоить лошадей. Такие остановки делались днем через каждые три-четыре часа на всем протяжении пути, который они проехали. Беглецы готовы были ехать не останавливаясь, утоляя голод на ходу, для того чтобы уйти от погони, но физиология их лошадок не позволяла этого делать. Чтобы не загнать животных, нужно было делать перерывы, для того чтобы накормить и напоить их.
Путешественники распрягли лошадей и, задав им корм, сами приступили к трапезе, которая состояла из трех жареных фазанов, нескольких пшеничных лепешек и двух пинт домашнего пива купленных в придорожной харчевне.
Уставшие люди ели молча. Уже неделю они в дороге. Нервы были постоянно напряжены от ожидания того, что их могут настигнуть. Но живыми в плен они не собирались сдаваться. Так было решено между беглецами. Напряженную обстановку неожиданно нарушил гомерический хохот испанца. Он смеялся, указывая пальцем то на остатки своего фазана, то в сторону ничего непонимающих товарищей. Василий и Хайме удивленно переглянулись.
— Ты что с ума сошел? — чуть не подавившись птичьей косточкой, проворчал Хайме.
— Нет! — ответил, дергаясь от смеха, Рауль. — Вы знаете, какой сегодня день?
Василий и Хайме отрицательно покачали головами.
— Сегодня день, когда вас должны были поджарить на кемадеро, как моего фазана! — хохотнул испанец. — Радуйтесь жизни! Не мешало бы ради такого случая пропустить несколько стаканчиков хорошего вина!
О том, чтобы продегустировать содержимое бочонка с вином, который он прихватил из дома де Авилы, Рауль намекал с первого дня побега, но Василий, категорически запретил ему делать это. Сегодня же он не выдержал.
— По кружке и не больше! — поморщившись, разрешил он.
Белое рейнское прибавило сил беглецам. Они снова воспрянули духом. Дальняя дорога уже не казалась им такой трудной. Надев на отдохнувших лошадей упряжь, трое молодых людей продолжили путь.
Отдохнувшие лошади несли карету все быстрее и быстрее. За окном мелькали зеленые поля и отдельные, еще сохранившиеся участки девственного леса. Через окно кареты, прерываемый щелканьем кнута, слышался бодрый голос Рауля, исполнявшего какую-то веселую испанскую песню. Но его спутники, сидящие в карете были не в настроении. Хайме, охваченный воспоминаниями, мысленно переживал глумление палачей над телом своей любимой жены Гвиомар, а Василий был серьезен от дум за свое и товарищей будущее.
Ровно неделю назад они вырвались из плена инквизиции. Пуэблу проехали на вторые сутки, не встречая препятствий. Редкие прохожие, завидев черную карету трибунала инквизиции, разбегались в стороны. Так было на всем протяжении пути. Гостиные дворы словно вымирали, при их появлении. Василий тяжело вздохнул. Жаль, что на следующей остановке, чтобы запутать следы, карету придется сжечь. Слишком она приметна. По ней, преследователи легко догадаются об истинных намерениях беглецов, узнав о ее появлении от жителей придорожных поселений. Да и дорог для нее здесь нет. Скоро начнется сезон дождей и многочисленные озера и болота щедро разольются по равнине.
Идея, следовать по такому маршруту, созрела в их головах еще в монастыре, а то, что услышал святой отец про Веракрус, было наивной ложью, призванной направить преследователей по ложному следу. Тогда, в полумраке Святой палаты беглецы долго рассуждали о дальнейших планах. Но единственно, что мог предложить каждый, это отсидеться в каком-нибудь глухом месте. Убежище у друзей Хайме и Рауля, сразу было отвергнуто, так как они жили в Мехико и, скорее всего, находились под наблюдением инквизиции.
Более безопасным было второе предложение Рауля. Выбравшись из Мехико, они должны были бежать на берега Грихальвы, где у его надежного друга Мартина де Овьедо, внука конкистадора, находилась энкомьенда. Энкомъенды были введены королевским указом 1503 года. Согласно ему, свободные индейцы передавались на «попечение» участникам конкисты — энкомендеро. Последние получали с покоренных общин оброк, часть которого (обычно 1/4) вносилась в королевскую казну. Кроме того, они имели право распоряжаться трудом индейцев в течение нескольких лет, но, в свою очередь, были обязаны приобщать подопечных к христианству, защищать их, постоянно иметь «коня, шпагу и другое наступательное и оборонительное вооружение», чтобы в случае военных действий выступить в сопровождении индейского отряда. Впоследствии энкомъенды стали передаваться по наследству. Там, в одном из селений индейцев, Рауль предлагал им укрыться на время.