Приключения бригадира Этьена Жерара

У нас были заведены свои собственные суды, разбиравшиеся в наших домашних делах и налагавшие на виновных наказания. Вскоре, после моего прибытия, в Дартмуре случилась следующая история. Был среди пленных некий Менье из Реймса. Вот этот самый Менье донес тюремным властям на товарищей, которые собирались бежать. Чиновники знали, что Менье после этого не может оставаться среди товарищей, и собирались его перевести в другое место, но вышла какая-то задержка, и Менье пришлось остаться среди товарищей.

Суд произошел в ту же ночь. Виновному завязали рот, обвинитель говорил шопотом, защитник тоже шептал, судей совсем не было видно.

Утром пришли чиновники с бумагой об освобождении Менье, но его нигде не могли найти. Даже следов от человека не осталось. О, мы были изобретательны и умели при случае чисто обделывать свои дела!

В нашей тюрьме было очень много французских моряков. Сначала я не мог понять, почему их так много, потом я сообразил, в чем дело. Во время моего путешествия из Опорто в Плимут я лежал совсем больной на койке и не мог сдвинуться с места. Вот этим-то и воспользовался английский адмирал Нельсон, выбрав именно такую минуту и одержав победу над французами на море.

Едва я прибыл в Дартмур, как стал уже думать о побеге. Двенадцать лет войны изощрили мой ум, и поэтому я скоро придумал, как избавиться от плена.

У меня было громадное преимущество перед моими товарищами — я знал английский язык. Изучал я этот язык во время осады Данцига у английского ад'ютанта О'Бриана из Ирландского полка.

Нас, офицеров, сажали по два человека в каждую камеру. Мне в товарищи попался высокий молчаливый человек. Это был Бомон из летучей артиллерии. Взят он был в плен английской кавалерией при Асторге.

Редко мне приходилось встречать человека, которого я не мог бы превратить в своего друга. У меня такие манеры и обращение… Ну, да вы сами это знаете! Но с Бомоном я ничего не мог поделать. Слушая мои шутки, он никогда не улыбался. Я решил, в конце концов, что он не выдержал двухлетнего плена и сошел с ума.

Собираясь бежать, я стал уговаривать его присоединиться ко мне. Бомон отнесся к моему проекту благосклонно.

Я стал пробовать стены, пол и потолок камеры, но они были прочны и крепки. Дверь была железная и запиралась пружинным замком. Кроме того, в двери было отверстие с железной решеткой, и тюремщики ночью раза два заглядывали в камеры через эту решетку.

В нашей камере ничего, кроме двух коек, двух стульев и двух умывальников, не было. Для моих личных потребностей ничего больше и не нужно было, ибо, когда вы в походе, у вас и это не всегда бывает.

Как же выбраться из тюрьмы? Каждую ночь я ворочался на постели, думая о своих пятистах гусарах. Я даже сны о них видел и меня преследовали отвратительные сновидения.

В таких случаях я просыпался в холодном поту, вставал с кровати, машинально начинал щупать стены нашей камеры и постукивать в них. Я знал, что нет такого положения, из которого человек с умной головой и сильными руками не найдет выхода.

В нашей камере было одно окно. Оно было так мало, что в него даже ребенок не мог бы пролезть. Кроме того, поперек окна шел толстый брус из железа. Рассчитывать на бегство через это окно было почти невозможно, но я живо принялся за дело. Окно выходило во двор, окруженный двумя рядами высоких стен. Но все эти препятствия, меня не останавливали.

Соорудив из полос моей койки небольшой железный инструмент, я стал расковыривать известку около железного бруса. Работал я по три часа в ночь, а затем, слыша шаги приближавшегося тюремщика, спокойно ложился в постель. Затем я снова принимался за работу. Иногда мне приходилось трудиться, таким образом, девять часов. На Бомона рассчитывать не приходилось. Очень уж он был медлителен и неуклюж. Приходилось полагаться только на свои силы.

В течение нескольких ночей я расшатывал железный брус. Известку я прятал в постель под изголовье. Настал, наконец, час, когда железная полоса зашаталась. Я рванул ее — и она очутилась в моих руках. Первый шаг к свободе был сделан.

Вы, пожалуй, скажете, что я ничего не добился, так как окно было слишком мало, но, друзья мои, этот железный брус я мог использовать, как необходимый мне инструмент и оружие. Им я мог расковырять камень и расширить оконное отверстие, им же я мог защищаться, выбравшись на свободу.

Теперь я принялся за подоконник. Без устали ковырял я его острым концом железного бруса, удаляя известку. Днем я клал известку на прежнее место, чтобы тюремщик не мог заметить следов моей работы. Так прошло три недели. Наконец, я мог выдвинуть камень. Образовалось большое отверстие. Теперь все было готово для бегства. Я положил камень на старое место и замазал его сажей и жиром, чтобы скрыть трещины в известке. Через три дня начинались безлунные ночи, и мы намеревались ими воспользоваться.

Теперь следовало подумать о том, как выбраться из двора.

Я стал придумывать план бегства.