Приключения бригадира Этьена Жерара

Затем, обратившись к солдатам, он сказал им что-то по-русски, и они немедленно вспрыгнули на коней. Бедная Виолетта выглядела такой же жалкой и беспомощной, как ее хозяин. Мне велели сесть на нее.

К моей левой руке привязали ремень, другой конец которого был привязан к стремени драгунского вахмистра. В таком грустном состоянии я и оставшиеся в живых французы оставили Минск.

Никогда мне не приходилось встречать таких грубиянов, как этот майор Серьгин, командовавший сопровождавшим меня отрядом. В русской армии есть и лучшие в мире и худшие в мире люди, но худшим из худших был, несомненно, этот драгунский майор Серьгин. Таких жестоких людей я не видал даже среди испанских партизан. Кроме того, он был гигантского роста и отличался безумной силой. Его силу я уже испытал на себе, когда он меня, как перышко, сдернул с седла.

Я чувствовал себя скверно как от холода, так и от полученных ударов; по временам я, казалось, терял сознание, позабывал обо всем, не мог понять, где я, откуда и куда мы едем.

Но вот шествие, наконец, остановилось, и мы очутились на улице небольшой русской деревушки. С одной стороны виднелась церковь, а с другой — большой каменный дом, показавшийся мне знакомым. Нас привели обратно в Доброво, где мы останавливались утром. У дверей дома стоял священник.

В этом самом доме моя очаровательная Софья перевела мне, по своей невинности и неопытности, несчастную записку, которая повела, по странному стечению обстоятельств, к нашей гибели. Ах, как тяжело было мне глядеть на этот дом и на этих людей! Всего несколько часов тому назад мы оставили эту деревню в радужном настроении духа, надеясь успешно выполнить приказ Нея, а теперь мы вернулись назад жалкие, униженные, в полной зависимости от жестокого врага.

Но таков удел солдата! Судьба непостоянна и изменяет в самые решительные моменты. Жизнь солдата — постоянное колебание между лучшим и худшим. Не изменяют ему только храбрость и честь.

Русские сошли с коней и приказали сделать то же самое моим бедным товарищам по несчастью. Было уже поздно и я сообразил, что Серьгин собирается заночевать в этой деревне. Нас окружили крестьяне, впереди которых стоял священник, отец Софьи. Но он был неузнаваем. Куда девались его угрюмость и невежливость. Старик все время улыбался, суетился и угощал Серьгина и солдат. За ним стояла Софья.

Меня охватил ужас, когда хорошенькая Софья подошла к Серьгину и стала радостно поздравлять его с тем, что он одержал над нами победу и взял нас в плен. Потом, взглянув на меня, Софья что-то сказала майору Серьгину. Он нахмурился и нетерпеливо потряс головой. Тогда она снова начала о чем-то просить майора. Я догадался, что они говорят обо мне.

Долго грубый солдат не сдавался на просьбы хорошенькой девушки, но затем, видимо, смягчился и, махнув рукой, обернулся ко мне. Глядя на меня не очень доброжелательным взглядом, он сказал:

— Эти добрые люди предлагают вам провести ночь под их кровлей. Я не считаю удобным отказать им, но скажу вам откровенно — я с удовольствием оставил бы вас ночевать на снегу. Снег лучше охладил бы вашу горячую кровь, французский плут.

Я презрительно поглядел на Серьгина и ответил:

— Вы родились дикарем, дикарем и умрете.

Вероятно, очень обидевшись на меня, он ничего не ответил, а, обратившись к Софье, сказал:

— Если у вас есть подвал с хорошим замком, то этот малый может там переночевать. Я это разрешаю только потому, что вы оказали ему честь похлопотать о нем. Но француз сперва должен дать мне слово, что он не выкинет никакого фокуса. Я за него отвечаю и завтра же должен его передать с рук на руки гетману Платову.

Презрительный тон Серьгина был для меня совершенно невыносим. Он даже нарочно говорил теперь с Софьей по-французски, точно хотел дать мне понять, что предлагает мне кров в самой унизительной форме.

— Мне от вас не нужно никаких любезностей и одолжений! — воскликнул я. — Можете делать все, что хотите, но никакого слова я вам не дам.

Русский пожал своими могучими плечами и повернулся в другую сторону, давая понять, что вопрос исчерпан.

— Очень хорошо, мой красавец, очень хорошо, — пробурчал он. — Тем хуже для ваших ручек и ножек. Посмотрим, как вы будете чувствовать себя завтра, проведя ночь на снегу.

— Одну минуточку, майор! — воскликнула Софья, — не будьте так суровы с этим пленником. Он заслуживает нашей доброты и сострадания.

— Почему? — спросил Серьгин.

— Потому что сегодня утром он по доброй воле освободил из плена капитана Алексея Николаевича Баракова.

— Это верно, — подтвердил Бараков, только что появившийся у дверей. — Этот полковник взял меня сегодня утром в плен, а затем отпустил на свободу.

— Видите, майор, — снова сказала Софья, — как благородно действовал полковник Жерар. Теперь, когда счастье переменилось, мы должны отплатить ему тем же. Если даже вы позволите провести ему ночь в подвале нашего дома, это будет очень плохая расплата.

Но драгунский офицер продолжал упорствовать.

— Пусть сперва даст слово, что не будет делать попыток к бегству, — твердил он. — Эй, вы, слышите, что ли? Даете ли вы мне слово?