Приключения бригадира Этьена Жерара

Французская армия ползла по снежным равнинам вражеской земли, как извивающаяся черная змея; со всех сторон ее окружали темные тени. То были казаки, гнавшие нас, как волки гонят стадо. Они нас не уничтожили окончательно только потому, что русская зима не могла заморозить французского мужества. В тыл армии шли храбрецы, готовые всегда стать между врагами и их добычей. Теперь тыл армии стал авангардом, и больше всего здесь прославился один человек. В эту несчастную кампанию он более прославил себя, чем в те времена, когда он во главе войск вел их к победам. Я говорю о Нее[11]. Я хорошо помню его энергичное лицо, твердые и жесткие, как кремень, голубые глаза и громкий голос.

Всем хорошо известно, что ни я, ни мой Конфланский гусарский полк в Москве не были. Нас оставили позади, на коммуникационной линии, в Бородине. Как император решился вступить в Москву без меня — этого я до сих пор понять не могу. Факт этот свидетельствует, во всяком случае, о том, что ум императора в 1812 году начал ослабевать. Это был уже не тот человек, что прежде.

Всю осень я провел в откармливании коней и экипировке моих гусар. Когда наша армия вернулась назад в Бородино, мои гусары оказались в лучшем состоянии, чем все остальные части армии, и нас поэтому отправили в тыл, к Нею.

Тыл прикрывал армию, а Конфланские гусары прикрывали тыл. Казаки на нас наседали беспрерывно, а мы, гусары, должны были их беспрерывно отражать. Не проходило и дня без кровопролитной стычки с неприятелем. Да, тогда в России пришлось послужить по-настоящему!

Положение наше стало невозможно трудным в то время, как мы шли от Смоленска к Вильне. Мы могли бороться с казаками и холодом, но бороться с голодом было совершенно невозможно. Во что бы то ни стало нам нужно было добыть себе провианта. Однажды ночью Ней потребовал меня к себе. Я явился. Маршал лежал в телеге, подперши лицо руками. Видимо, он был истомлен и нравственно и физически.

— Полковник Жерар! — произнес Ней, — дела у нас идут очень плохо. Люди умирают с голода. Нам во что бы то ни стало надо добыть пищи.

— Лошадей бить? — спросил я.

— Ну, какие там лошади. У нас и так совсем не осталось кавалерии.

Он открыл фонарь, торчавший на притолке стены, и развернул карту.

— К югу от нас, — заговорил он, — находится город Минск. Я узнал от одного дезертира-поляка, что в Минске хранятся в настоящее время большие запасы провианта. Возьмите с собой столько солдат, сколько найдете нужным, идите в Минск, овладейте запасами, отыщите в городе подводы, нагрузите на них хлеб и везите его назад. Если это предприятие не удастся, то погибнет только один отряд, а в случае успеха вы вольете во всю армию новую жизнь.

Как видите, маршал Ней не умел хорошо выражать свои мысли. Он сказал, что в случае неудачи погибнет всего только один отряд. Но, друзья мои, при оценке потерь надо иметь в виду не только количество, но и качество. В случае неудачи армия теряла не только отряд. Она теряла меня, Этьена Жерара.

Одним словом, армии в этом случае грозила страшная опасность, но я, тем не менее, с радостью принял поручение Нея и ответил:

— Я сделаю все, что может сделать смертный человек, и добуду хлеб из Минска.

Затем я пустился в пылкую речь о нашем священном долге перед родиной и императором. Маршал так растрогался, что не мог дослушать моей речи до конца; он ласково взял меня за плечи и вытолкнул вон из кабинета.

Мне было ясно: если я хочу достигнуть успеха в моем предприятии, то должен рассчитывать не на силу, а на ловкость. Много людей брать с собой я находил излишним. Значительный отряд не мог бы скрыться от внимания неприятеля. Русские, конечно, заметили бы движение такого отряда, окружили бы его и истребили. Другое дело — небольшой отряд кавалерии. Такой отряд мог рассчитывать на то, что укроется от внимания казаков.

Взяв с собой эскадрон своих гусар и тридцать польских улан, мы выехали из лагеря ночью и направились к югу, т.-е. в Минск. Сначала никаких неприятностей не было. Правда, раза два мы заметили пылавшие в снегу костры, вокруг которых торчали длинные шесты — пики казаков. Нам очень хотелось напасть врасплох на этих казаков, но на войне нельзя увлекаться, а связаться с ними — значило погубить в самом начале предприятие.

Всю ночь мы медленно двигались вперед, стараясь итти по протоптанным тропинкам, чтобы неприятели не заметили по следам нашего набега на Минск. Кроме того, держась тропинок, мы должны были встретить на нашем пути деревни, где можно было рассчитывать найти провиант.

Рассвет застал нас в густом хвойном лесу. Деревья были так плотно покрыты снегом, что свет почти не проникал в чащу. Когда мы выбрались из леса, уже совсем рассвело. Я остановил своих гусар и улан около опушки и стал исследовать местность. Вблизи от нас я заметил маленький домик, а вдали, в нескольких верстах, виднелась деревня. На самом же горизонте отчетливо вырисовывались колокольни и большие дома. Это и был Минск.