– Ведь это не бог весть что! – говорил Боб. – Минутное дело, затянут галстук потуже, да и конец. Случалось ли тебе когда-нибудь давиться? Ну вот! Я видел однажды, как повесили тридцать бразильских пиратов: через полчаса все было кончено. Так ведь это получается по минуте на человека! Тебя еще скорее отправят…
– Да меня пугает даже не сам момент смерти, а приготовления! – сказал Дэвид довольно твердым голосом.
– Приготовления, Дэвид, да ведь это между своими! Совсем другое было бы дело, если бы тебя повесили на земле, например, за воровство. О, там бы пришлось возиться с палачом и его помощниками, а это, брат, невесело, да притом на тебя стали бы глядеть чужие и толковать, как, дескать, стыдно, что мужчина не сумел прокормиться своими руками. А здесь дело другое: всякий тебя пожалеет, Дэвид, и если бы можно было сложиться, отдать по месяцу жизни с человека, чтобы вышла тебе целая жизнь, так уж, верно, ни один матрос не отказался бы от складчины, а офицеры, пожалуй, положили бы по два.
– Но после-то кто похоронит мое грешное тело?
– Кто? А я-то на что? – возмутился Боб. – Уж у меня пальцем никто до тебя не дотронется, я тебя зашью в койку, потом привяжу тебе к ногам мешок с песком, побольше, чтобы ты разом нырнул ко дну, а там у тебя будет могила знатная, Дэвид, матросская, не то что в сосновом гробу. Когда-нибудь и я к тебе попаду. Я уж непременно умру на корабле, как добрый матрос, а не в постели. Будь спокоен.
– Спасибо тебе, Боб, у меня от сердца отлегло, теперь мне так легко стало, что хотелось бы заснуть.
– Ну, так прощай, брат, я и сам рад прикорнуть.
Они улеглись, через несколько минут я услышал громкий храп Боба и тихое дыхание бедного Дэвида. Я пошел в свою каюту, но не спал всю ночь и на рассвете вышел на палубу. Было еще довольно темно; направляясь к носовой части, я запнулся за что-то у подножия грот-мачты. Нагнувшись посмотреть, что это такое, я увидел блок, прикрепленный к деку.
– Зачем здесь блок? – спросил я матроса, который был ближе ко мне.
Тот, не говоря ни слова, указал на второй блок, прикрепленный к грот-рее, и третий, который приделывали к юту. Я понял, что приготовления к казни уже сделаны. Подняв глаза и посмотрев на верх мачты, я увидел, что два матроса привязывают флаг юстиции; он был еще свернут и опутан бечевкой, которая свисала до палубы, чтобы можно было распустить его в минуту казни.
Все эти приготовления делались в молчании, которое изредка нарушал только Ник, сидя на конце грот-реи. В половине двенадцатого барабан вызвал всех на палубу. Матросы встали в два ряда по бортам, в нескольких футах от обшивки и вокруг мачты. Без пяти минут двенадцать Дэвид появился из люка на носу: с одной стороны от него шел священник, с другой – Боб. Дэвид был очень бледен, но шел твердым шагом.
Церемония была мрачная и торжественная. Солнце выглянуло на минуту на западе и скрылось за широкими полосами облаков в море, а сумерки спускались быстро, как обычно бывает в полуденных странах. Весь экипаж стоял с непокрытыми головами. Священник прочел молитвы, Боб толкнул ростер[25]
, койка с телом упала в море, которое сомкнулось над ней, и корабль величественно удалился. Это происшествие опечалило весь экипаж, и все еще были удручены, когда спустя десять дней мы пришли на Мальту.Глава XII
Как только мы вошли в гавань этого необычного острова, которую называли портом англичан, нас окружило множество маленьких лодок с дынями, апельсинами, гранатами, виноградом и ананасами. Этот товар предлагали с такими криками и на таком странном наречии, что можно было подумать, будто мы очутились среди туземцев какого-нибудь дикого острова южного моря.
Мальта походила на кучу пережженных кирпичей, наваленную на вулканическом пепле. Я не стану говорить об удивительных фортификационных новинках, которые сделали Мальту совершенно неприступной крепостью. Когда французы взяли Мальту, Бонапарт и его офицеры осматривали эти укрепления и удивлялись, что все это так легко им досталось. Кафарелли, который был тут же, сказал: «Право, генерал, хорошо, что тут оказался гарнизон: было кому отворить нам ворота». Вместо описаний я посоветую читателю взглянуть на какой-нибудь план Мальты. Но никакой на свете план не может дать понятие о зрелище, которое представляет собой пристань Лавалетты. Хотя на нас были мундиры, всеми здесь уважаемые, однако же мы с трудом пробивались через толпы торгашей, которые жарили кофе у самых наших ног, женщин, которые преследовали нас, предлагая фрукты, водоносов, которые оглушили нас криками «Чистая вода!», и, наконец, нищих, которые обступали нас, протягивая свои шляпы, так что приходилось расталкивать их локтями, чтобы пройти вперед. Это ремесло, похоже, было весьма прибыльным: нищий оставлял своему сыну в наследство место, которое занимал на дороге, ведущей к городу, точно так же, как лорд передавал сыну свое место в верхней палате.