Часа в четыре лодка отчалила от берега и направилась к «Трезубцу», она везла нашего пассажира, двух его приятелей и слугу-албанца. В море малейшее происшествие возбуждает любопытство и служит развлечением, поэтому немудрено, что весь экипаж высыпал на шканцы встречать гостей. Тот, кто ступил на палубу первым, будто эта честь составляла его неотъемлемое право, оказался молодым человеком лет двадцати пяти или двадцати шести. Это был красавчик: высокий лоб, надменный вид, черные волосы и женственные руки. Он был в красном мундире с каким-то шитьем и эполетами, в лосинах и сапогах; всходя по трапу, он говорил что-то своему слуге на новогреческом языке, которым свободно владел. С первой минуты, как я его увидел, я не мог отвести глаз: мне казалось, что я где-то видел это замечательное лицо, но никак не мог вспомнить, где именно, голос его тоже был мне знаком. Ступив на палубу, пассажир поклонился офицерам и сказал, что ему очень приятно после годового отсутствия снова встретиться с соотечественниками. Борг на эту любезность, по обыкновению своему, ответил довольно сдержанно и по приказу капитана провел гостя в отведенную ему каюту. Через некоторое время Стенбау вышел на ют, держа незнакомца в красном мундире за руку. Собрав всех офицеров, он подошел к нам и сказал:
– Господа, рекомендую вам лорда Джорджа Гордона Байрона и его приятелей, господ Гобгауза и Экенгеда. Уверен, что он будет пользоваться здесь вниманием, достойным его таланта и имени.
Мы поклонились. Я не ошибся: благородный поэт был тем самым юношей, который покинул колледж Гарро-на-Холме в тот самый день, когда я туда поступил, и о котором впоследствии не раз слышал.
Впрочем, в то время лорд Байрон был больше известен своими причудами, нежели талантом: о нем передавали множество удивительных историй, доказывавших, что он или гений, или сумасброд. Он рассказывал, что у него было только двое друзей, Мэтью и Лонг, и оба утонули. Несмотря на это, он страстно любил плавание, впрочем, большую часть времени проводил в верховой езде или фехтовании. Пиры его в ньюстедском замке славились по всей Англии, общество, которое там собиралось, состояло из жокеев, кулачных бойцов, лордов и поэтов. Все эти честные господа, одетые в погребальные одежды, пили ночи напролет бордо и шампанское из чаши, сделанной из человеческого черепа. Что касается его стихов, то к тому времени был издан только один сборник под названием «Часы досуга», но лучшие из произведений, помещенных в этой книге, впрочем, замечательные по форме и прелестные по содержанию, совсем еще не предвещали блистательных жемчужин поэзии, которые Байрон впоследствии оставил миру. Журнал «Эдинбург ревью» жестоко изругал эту книгу. Критика достойных шотландцев до того поразила благородного поэта, что один из его приятелей, войдя к нему в ту минуту, когда он закончил ее читать, подумал, что бедный Байрон заболел или с ним случилось ужасное несчастье. Но он тотчас ободрился, решив отомстить за критику сатирой. Появилось его знаменитое «Послание к шотландским критикам», и он утешился. Потом, отомстив и выждав некоторое время, чтобы те, кого он жестоко оскорбил, могли потребовать удовлетворения, но так и не дождавшись и всем наскучив, он выехал из Англии: посетил Португалию, Испанию, Мальту, поссорился там с одним офицером главного штаба генерала Окса, вызвал его на дуэль, но тот приехал с извинениями, когда Байрон со своими секундантами уже ждал его в назначенном месте. Тогда лорд Байрон сел опять на корабль и через неделю прибыл в Албанию, простившись со старой Европой и христианскими языками, проехал полтораста миль, чтобы познакомиться в Тепелине со знаменитым Али-пашой; тот должен был куда-то ехать, но, будучи извещен, что знатный англичанин намерен посетить его, приказал приготовить ему покои, лошадей и оружие.
Вернувшись, Али-паша тотчас принял Байрона, с большими почестями и чрезвычайно ласково. Видно, у этого паши, который определял знатное происхождение людей по вьющимся волосам, маленьким ушам и белым рукам, были также какие-нибудь приметы, по которым он узнавал и гениальных людей. Как бы то ни было, лорд Байрон так очаровал пашу, что тот стал называть англичанина своим сыном, просил, чтобы Байрон звал его не иначе как отцом, и по двадцать раз в день посылал лорду шербеты, фрукты и варенья. Наконец, прожив месяц в Тепелине, лорд Байрон отправился в Афины, прибыл в столицу Аттики, остановился в доме вдовы вице-консула, миссис Теодоры Макри, и, уезжая из города Минервы, посвятил старшей дочери своей хозяйки песнь, которая начинается следующими словами: «Дева афинская, теперь, перед разлукой, возврати, о возврати мне мое сердце!» Наконец он отправился в Смирну и там, в доме генерального консула, откуда переехал к нам на корабль, окончил две первые главы «Чайльд-Гарольда», которые начал месяцев пять назад в Янине.