Приключения Джона Девиса

Однако я упросил его, по крайней мере, подождать, пока придет шлюпка. В этом была двойная выгода: он успел бы отдохнуть и остыть, и к тому же я мог последовать за ним, и тогда затея его была бы не так опасна. Я нашел самое возвышенное место на берегу и оттуда сделал шлюпке знак, чтобы она приблизилась. Когда я вернулся, Байрон был уже раздет, минут через десять после этого он плыл по морю, а я на небольшом удалении от него – в шлюпке. Минут сорок все шло как нельзя лучше, и он, почти не уклоняясь от прямой линии, проплыл две трети пути, но тут начал подниматься по грудь из воды, и я догадался, что он устал. Я заметил ему это и хотел подойти ближе, но он показал мне знаком, что не нужно. Мы несколько отдалились, однако не теряли его из виду. Он проплыл еще некоторое расстояние, дыхание его делалось все тяжелее; я понемногу начал приближаться к пловцу. Затем члены его начали коченеть, и он уже подавался вперед только рывками; наконец, голова дважды погрузилась в воду, и на третий раз Байрон окликнул нас. Мы подали ему весло и втащили в шлюпку.

Тут вполне проявилась мрачность его характера: он приуныл, будто случилось большое несчастье или будто он стыдился поражения, и не произнес ни слова, пока мы его вытаскивали. Впрочем, Байрон не отказался от своего намерения, неудачу свою он, по справедливости, приписал быстроте течения и думал, что в другом месте, не столь узком, расстояние будет больше, но зато плыть легче. Было решено, что на следующий день мы отправимся в Абидос и наш гость повторит свою попытку в том самом месте, где столько раз переплывал Леандр. Мы вернулись на корабль.

На другой день мы сошли на берег на рассвете, взяли лошадей в деревушке Ренне-Кьой, оставили слева мельницы и хижины и ехали по азиатскому берегу. Хотя в Европе уже началась зима, здесь погода стояла чрезвычайно жаркая, и раскаленная пыль, которая казалась вихрем красного пепла, поднималась из-под копыт лошадей. Мы спешили к кипарисовой роще, прохладной и тенистой. Нам оставалось проехать шагов двести, как вдруг из леса появился отряд турецких всадников. Послышались голоса. Турки окликали нас, но никто их не понял и, следовательно, никто не отвечал. Мы переглядывались, не зная, что делать, лорд Байрон пустил лошадь в галоп и поскакал прямо к роще, будто хотел отбить ее у турок. Увидев это, те обнажили сабли и выхватили пистолеты. Лорд Байрон сделал то же, но наш проводник бросился вперед и остановил его лошадь, потом подбежал к туркам и объяснил им, что мы английские путешественники. Эти чудаки приняли нас за русских, потому что Турция тогда воевала с Россией. Им и в голову не пришло спросить себя, каким образом мы могли пробраться из России на азиатский берег Дарданелл!

Этот турецкий эскадрон являл собой весьма поэтичное зрелище. Люди, как дикие звери, казалось, чуяли кровь; густые усы их топорщились; вместо того чтобы стоять неподвижно, как принято в европейских армиях, они кружились на лошадях, распаляя самих себя, как лев рычит и бьет себя хвостом по бедрам. Куртки, обшитые золотом, красивые тюрбаны, арабские лошади – в живописности турецкий отряд превосходил прекраснейшие английские и французские полки. Во время остановки, когда мы еще не знали, чем все кончится, я взглянул на Байрона. Лицо его было бледным, а глаза сверкали. Ясно было, что волку Альбиона очень хотелось бы сцепиться с этими восточными тиграми. К счастью, вышло иначе. Проводник наш успокоил турецкого командира. Сабли погрузились в ножны, пистолеты за пояса, и грозные щетинистые усы улеглись. Нам показали знаками, что мы можем продолжать свой путь.

Лорду Байрону недаром хотелось отдохнуть в кипарисовой роще – там царила восхитительная прохлада, во многом благодаря ручейку, который вился по ней серебряной лентой. Мы уселись на берегу этой безымянной реки, которая горделиво впадала в море, как какой-нибудь Днепр или Дунай, и достали свою провизию: огромный пирог со вчерашней дичью и несколько бутылок лафита и шампанского. Лорд Байрон был чрезвычайно весел и любезен, рассказал о своих отношениях с Али-пашой и о странной дружбе с этим суровым правителем, наконец, предложил дать при случае написать рекомендательное письмо к нему, и я принял это предложение – я не думал, что письмо мне когда-нибудь понадобится, а просто хотел иметь автограф знаменитого поэта.

Позавтракав, мы снова пустились в путь и часа через два прибыли в бедную деревушку, которая была еще жива только благодаря своему мифологическому прошлому: оно иногда привлекало туда любопытных путешественников и отважных любовников. Здесь должна была состояться вторая попытка. В этот раз Экенгед решился отправиться вместе с Байроном. Мне тоже очень хотелось попробовать. От Абидоса до Сестоса не более полутора миль, а мне казалось, что столько-то я проплыву. Но мое дело было оставаться в шлюпке, чтобы охранять жизнь знаменитых соотечественников. Обязанность моя была слишком важна, и я не осмелился пренебречь ею.