За весь его долгий путь по бесчисленным лабиринтам всевозможных улочек, перекрестков ему повстречалось лишь несколько человек, да и то каких-то странных — сгорбленных, пришибленных. Но, в то же время, вся грудь которых была увешана какими-то яркими, петушинно-крикливыми знаками отличия, — то ли медалями, то ли орденами, — и к кому бы он не обращался, все; как один, — кто испуганно, а кто заискивающе, — зыркали в ответ и молча, кто кивком головы, кто взмахом руки, указывали ему дальнейший путь.
А здесь была миролюбивая и даже где-то симпатичная мордашка, без всякого намека на агрессивность, на немедленную защиту своей территории от непрошеного гостя.
Беглец с благодарностью глянул на собачью будку и прошел к веранде. Покрутился по сторонам, в надежде увидеть ко го-нибудь из хозяев, но двор и прилегающий к нему маленький огородик были пустыми. Тоща он тихо постучал в дверь.
Легкая жиденькая дверь негромко задребезжала и, скрипнув, отворилась внутрь веранды. Парень раздвинул шторки из простенького голубоватого материала, просунул голову и вполголоса проговорил:
— Кто-нибудь есть?
Ответом было молчание. Тогда он шагнул внутрь, огляделся, увидел небольшой столик у окна, положил на него картину, немного подумал и открыл следующую дверь, ведущую в дом.
И как только переступил порог, откуда-то из больших цветастых занавесок, отгораживающих прихожую, донесся слабый хрипловатый старушечий голос:
— Кто там?..
Беглец отвернул занавеску и прошел в комнату.
— Это я, бабушка, здравствуйте.
— Это кто же ты? — Старуха приподнялась на постели, еле заметные брови дрогнули, зашевелились, глубокие темные борозды на сероватом лбу ожили, передвинулись, почти безгубый рот что-то быстро пожевал, чуть приоткрылся и показал два сиротливо торчащих желтых зуба.
— Я по рекомендации Пантелея Елизаровича. Он здесь написал… — И протянул ей маленький клочок бумажки.
— Садись, милый, садись… — Она опустила голову на солидную гору подушек и, вздохнув, удовлетворенно проговорила: — От Пантелея — это хорошо… А записку спрячь, сейчас придет внучка — ей и отдашь. Я совсем ничегошеньки не вижу, скоро, видать, ослепну вконец, Господи… И все болею, болею… — Лицо ее вдруг сморщилось, сразу увеличив и без того несчетное количество морщинок, а по вздрагивающим грубоватым щекам неожиданно пробежали две крупные мутноватые слезинки. — Так и не доживу, наверное, до того чудного дня, когда внучка под венец пойдет, Господи…
— Вам плохо, бабушка? — забеспокоился парень.
— Ничего, сынок, ничего. Катится вода из глаз без причины…
В прихожей послышались легкие, быстрые шаги — и дом тотчас наполнился звонким девичьим голосом:
— А вот и я, бабуля! Сейчас мы!.. — И оборвался на полуслове. Увидев облаченного в какую-то странную, изрядно помятую и грязную одежду молодого человека, лицо которого было обильно усеяно синяками и ссадинами, девушка на секунду опешила и отступила назад.
Парень обернулся, встал быстро и сказал:
— Здравствуйте. Я по поручению… извините, по рекомендации Пантелея Елизаровича… — И смущенно заморгал глазами.
— Галинка, — подала голос бабка, — накорми гостя и прочти у него записку. Чего там старый нацарапал…
— Да, да, бабушка, — с готовностью протараторила девушка, взяла у парня бумажку, быстро пробежала по ней глазами и сообщила: — Ничего особенного не пишет, бабуля. Сегодня вечером обещал зайти. Просит устроить этого молодого человека на день-два… — И оценивающе осмотрев беглеца, улыбнулась одними глазами. Затем еще раз взглянула на записку и бросила, не поднимая глаза: — Неприспособленец?
Парень непонимающе вскинул брови, пожал плечами и пробормотал:
— Не знаю…
— Понятно, — вздохнув, кивнула девушка и уже тоном хозяйки распорядилась: — Ну чего стоите — мойте руки! Обедать будем!
— Ну ты, стрекоза, помягче-то с гостем, — опять подала голос старуха и, повернувшись к внучке, ворчливо поинтересовалась: — Лекарства-то достала?
— Достала, — махнула рукой девушка, — да не все, вечером придется снова идти.
— Ну слава Богу, хоть что-то есть… — Бабка опять уставилась в потолок, ее светлые, по-молодому блестящие глаза, казалось, что-то вновь увидели там — только ей доступное, только ей понятное.
А через несколько минут, проглотив принесенную внучкой таблетку, она прикрыла свои иссиня-темные веки и, кажется, уснула.
Сумерки наступили внезапно. Падающее за горизонт солнце стремительно закрыла надвигающаяся из-за далеких серебристо-синих гор черная туча и — будто враз приблизила вечер. Однако, Пантелея Елизаровича пока не было.
Галинка еще полчаса подождала, невесело поглядела в окошко и тихо обронила:
— Ну ладно, пойду, а то скоро стемнеет.
— А знаете, — несмело отозвался беглец, — пойдемте вместе? Ведь все же как-то безопаснее для вас.
— Для меня? — Девушка всплеснула руками и грустно улыбнулась. — Господи, да вас же, наверное, сейчас даже на кладбище ищут!
— Наверное, — вздыхая, согласился парень и отвел глаза в сторону. — Но если мне переодеться?.. — И снова посмотрел на нее.