— Однако были мои письма, говоритъ впослдствіи мистеръ Филиппъ:- которыхъ, какъ ма казалось, свтъ неохотно бы забылъ. Я хотлъ перепечатать ихъ въ одномъ том, но не нашолъ ни одного издателя, который ршился бы на этотъ рискъ. Одно любящее существо, воображающее, будто во всемъ, что я говорю или пишу, есть геніальность, уговаривало меня перепечатать письма, которыя я писалъ въ Пэлль-Мэлльскую Газету; но я былъ слишкомъ робокъ, или она, можетъ быть, была слишкомъ снисходительна. Эти письма никогда не были перепечатаны. Пусть они забудутся.
И они были забыты. Онъ вздыхаетъ, упоминая объ этомъ обстоятельств и, мн кажется, старается убдить себя, скоре чмъ другихъ, что онъ непризнанный геній.
— Притомъ, знаете, убждалъ онъ: — я былъ влюблёнъ, сэръ, и проводилъ вс мои дни у ногъ Омфалы. Я не отдавалъ справедливости моимъ способностямъ. Если бы я писалъ для ежедневной газеты, я думаю, что изъ меня вышелъ бы хорошій публицистъ: во мн были вс задатки, сэръ, вс задатки!
А дло въ томъ, что если бы онъ писалъ въ ежедневную газету и имлъ въ десять разъ боле работы, то мистеръ Филиппъ все-таки нашолъ бы возможность слдовать своей наклонности, какъ онъ длалъ это всю жизнь. Кого молодой человкъ желаетъ видть, того онъ видитъ.
Филиппъ сдлалъ много жертвъ — замтьте: много жертвъ, которыхъ не вс мущины имютъ привычку длать. Когда лордъ Рингудъ былъ въ Париж, онъ три раза отказался обдать съ его сіятельствомъ, пока наконецъ этотъ вельможа не догадался въ чомъ дло, и сказалъ:
— Ну юноша, я полагаю, вы бываете тамъ, гд привлекательне для васъ. Когда вы доживёте лтъ до восьмидесяти, мой милый, вы узнаете всю суету подобныхъ вещей и найдете, что хорошій обдъ и лучше и дешевле лучшей изъ нихъ.
Когда богатые университетскіе друзья встрчались съ Филиппомъ въ его изгнаніи и приглашали его къ Rocher или къ Trois Fr`eres онъ уклонялся отъ этихъ банкетовъ; а отъ двусмысленныхъ собесдницъ, которыхъ молодые люди иногда приглашаютъ на эти пиршества, Филиппъ отвёртывался съ презрніемъ и гнвомъ. Онъ былъ добродтеленъ и громко хвастался своею добродтелью. Онъ надялся, что Шарлотта оцнитъ это и разсказывалъ ей о своёмъ самоотверженіи, а она врила всему, что онъ говорилъ, восхищалась всмъ, что онъ писалъ, списывала его статьи изъ Пэлль-Мэлльской газеты, хранила его поэмы въ своихъ завтныхъ ящикахъ.
По моимъ прежнимъ замчаніямъ о мистриссъ Бэйнисъ, читателю уже извстно, что жена генерала имла также свои недостатки, какъ и вс ея ближніе; я уже откровенно сообщилъ публик, что писатель и его семейство не пользовались расположеніемъ этой дамы, я теперь буду имть пріятную обязанность сообщить моё личное мнніе о ней. Генеральша Бэйнисъ вставала рано. Она была женщина воздержная, любила своихъ дтей, или лучше скажемъ, заботилась, чтобы имъ было хорошо; и тутъ, кажется, каталогъ ея хорошихъ качествъ и кончается. У ней былъ дурной, запальчивый характеръ, наружность непріятная; одвалась она съ самымъ дурнымъ вкусомъ; голосъ имла пронзительный и обращеніе двухъ родовъ: почтительное и покровительственное, и оба одинаково противныя. Когда она приказала Бэйнису жениться на ней, Великій Боже! зачмъ онъ не бжалъ? Кто осмлился первый сказать, что браки устроиваются на небесахъ? Мы знаемъ, что въ нихъ бываютъ не только ошибки, но и обманъ. Разв не каждый день случаются ошибки?
Я не думаю, чтобы бдный генералъ Бэйнисъ сознавалъ свой положеніе или зналъ какое право имлъ онъ считать себя несчастнымъ. Онъ бывалъ веселъ иногда, человкъ молчаливый, онъ любилъ поиграть въ вистъ, любилъ выпить рюмку вина; это былъ человкъ очень слабый въ обыдённой жизни, въ чомъ должны были сознаться лучшіе его друзья; но я слышалъ, что въ сраженіи это билъ настоящій тигръ.
— Я знаю ваше мнніе о генерал, говаривалъ мн Филь:- вы презираете мущинъ, которые не обижаютъ своихъ жонъ; да, вы презираете, сэръ! Вы считаете генерала слабымъ — знаю, знаю. И другіе храбрые мущины бываютъ слабы съ женщинами, наврно вы объ этомъ слышали. Этотъ человкъ, столь слабый дома, былъ храбръ на воин; и въ его вигвам висятъ волосы безчисленныхъ враговъ.
Журнальныя дла приводили иногда Филиппа въ Лондонъ и, кажется, во время одного изъ его пріздовъ имли мы этотъ разговоръ о генерал Бэйнисъ. И въ то не время Филиппъ описывалъ намъ домъ, въ которомъ жили Бэйнисы, жильцовъ, хозяйку и всё, что тамъ происходило.
Этой боровшейся съ обстоятельствами хозяйк, также какъ и всмъ страдающимъ женщинамъ, другъ нашъ очень сочувствовалъ и очень любилъ; а она платила за доброту Филиппа ласковостью къ мадмоазель Шарлотт и снисходительностью къ жен генерала и другимъ его дтямъ. Аппетитъ этихъ малютокъ былъ ужасенъ, а характеръ генеральши почти нестерпимъ, но Шарлотта была ангелъ, а генералъ — баранъ настоящій баранъ. Ея родной отецъ былъ такой же. Храбрые часто бываютъ баранами дома. Я подозрваю, что хотя баронесса могла имть мало прибили отъ семейства генерала, всё-таки его мсячная плата очень помогала ея скудному доходу.
— Ахъ! еслибы вс мои жильцы походили на него! говорила со вздохомъ бдная баронесса.