Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

«Возлюбленный мой! Насморку мамаши лучше сегодня. Джонсизъ пилъ у насъ чай, а Джулія пла. Мн не было весело, такъ-кокъ мой дорогой другъ былъ на этомъ проклятомъ обд, гд, я надюсь, было ему весело. Напишите мн словечко съ Бёттлесомъ, который отнесётъ эту записку, скажите только, что вы принадлежите нашей Луиз» и проч. и проч. Вотъ въ какихъ застнчивыхъ строчкахъ безыскусственная невинность шепчетъ свои обты. Такъ она улыбается, тамъ она лепечетъ, такъ она болтаетъ. Молодыя люди, занимающіеся этою милою забавою, будьте уврены, что ваши родители играли въ такую же игру и помнятъ правила ея. Да, подъ широкимъ жилетомъ папа находится сердце, которое сильно билось, когда станъ его былъ тонокъ. Взгляните на вашу бабушку, въ очкахъ читающую проповдь: въ ея старомъ сердц есть уголокъ еще такой романическій, какъ въ то время, когда она читала Шотландскихъ Начальниковъ въ дни своего двичества. А глядя на вашего дда, мои милые, вы врядъ ли поврите, что этотъ спокойный, милый старичокъ былъ когда-то сумасброденъ… Подъ моими окнами, когда я пишу, проходитъ странствующій цвточникъ. Его розы и гераніумъ везётъ на телжк четвероногое животное маленькое, съ длинными ушами, возвышающее свой голосъ и распвающей по-своему. Когда я былъ молодъ, ослы ревли совершенно такимъ образомъ, и другіе будутъ такъ ревть, когда мы смолкнемъ и уши наши не будутъ слышать боле.

Глава XVIII DRUM IST'S SO WOHL MIR IN DER WELT

Наши новые друзья жили довольно пріятно въ Булона, гд они нашли товарищей и знакомыхъ, собравшихся изъ разныхъ областей, которыя они посщали впродолженіе своей военной карьеры. Мистриссъ Бэйнисъ была командиршей генерала, заказывала ему платье, завязывала ему галстухъ красивымъ бантомъ, давала ему понять сколько онъ долженъ сть и пить за обдомъ и объясняла чрезвычайно откровенно, что это или то блюдо было нездорово для него. Если онъ располагалъ иногда състь лишнее, она кричала громко:

— Вспомните, генералъ, что вы принимали сегодня утромъ?

Она говорила, что зная сложеніе своего мужа, она знала, какія лекарства были ему необходимы и угощала его ими съ чрезвычайной щедростью. Сопротивленіе было невозможно, какъ ветеранъ сознавался самъ.

— У ней есть чудесные рецепты, говорилъ онъ мн: — въ Индіи она лечила весь лагерь.

Она вздумала-было взять на своё попеченіе семью настоящаго писателя и предлагала разныя лекарства для моихъ дтей, такъ-что испуганная мать должна была прятать ихъ отъ нея. Я не говорю, чтобы это была пріятная женщина; голосъ ея былъ громкій и грубый. Анекдоты, которое она вчно разсказывала, относились къ военнымъ офицерамъ, съ которыми я не былъ знакомъ, и исторія которыхъ не интересовала меня. Она очень охотно пила вино, пока занималась этой болтовнёй. Я слышалъ не мене глупые разговоры въ боле знатномъ обществ и зналъ людей, съ восхищеніемъ слушавшихъ анекдоты герцогинь и маркизъ, ни чуть не интересне тхъ, которые разсказывала генеральша Бэйнисъ. Жена моя съ лукавствомъ своего пола, передразнивала разговоръ мистриссъ Бэйнисъ очень смшно, но она всегда настойчиво увряла, что мистриссъ Бэйнисъ нисколько не глупе многихъ боле знатныхъ особъ.

Генеральша Бэйнисъ не колеблясь объявляла, что мы «спсивые люди», и съ перваго раза, какъ увидала насъ, объявила, что смотритъ на насъ съ постояннымъ мрачнымъ подозрніемъ. Мистриссъ Пенденнисъ была, по ея мннію, безвредная и безхарактерная женщина, незамчательная ничмъ; а этотъ надменный, высокомрный мистеръ Пенденнисъ съ своимъ важнымъ видомъ… желала бы она знать, не-уже-ли жена британскаго генерала, служившаго во всхъ частяхъ Земного Шара и которая встрчала самыхъ знаменитыхъ генераловъ, губернаторовъ и жонъ ихъ… не-уже-ли она не довольно хороша для, и проч и проч. Кто не встрчался съ этими затрудненіями въ жизни и кто можетъ избгнуть ихъ?

— Чортъ меня возьми, сэръ! говаривалъ Филиппъ, крутя свои рыжіе усы: — я люблю, чтобы меня ненавидли нкоторые люди.

И надо признаться, что желаніе мистера Филиппа исполнялось. Кажется, другъ и біографъ мистера Филиппа имлъ нчто похожее на это чувство. По-крайней-мр относительно этой дамы тяжело было поддерживать лицемрную вжливость. Имя въ насъ нужду по нкоторымъ ей одной извстнымъ причинамъ она скрывала кинжалъ, которымъ охотно пронзила бы насъ; но мы знали, что она сжимала его въ своей худощавой рук, въ своёмъ тощемъ карман. Она говорила намъ самые приторные комплименты, и гнвъ такъ и сверкалъ изъ ея глазъ — это была завистливая, лукавая женщина, но она любила своихъ дтей, берегла ихъ, сжимала въ своихъ худощавыхъ рукахъ съ ревнивой любовью.

— Прощай, душечка! Я оставляю тебя у твоихъ друзей. О, какъ вы добры къ ней, мистриссъ Пенденнисъ! Какъ мн благодарить васъ и мистера Пенденниса… а смотрла она такъ, какъ-будто хотла отравить обоихъ насъ, уходя съ поклонами и съ приторными улыбками.