И вдруг Гассан превратился в блестящую пыль. Направившись к проему подземелья, откуда они с отцом и младшим братом пришли, пронизывая воздух, пролетев через выгоревшие лес и луга, Гассан, точнее, то, что его представляло, вскоре попал в глубокую тьму. Проникая через нее пыльным сгустком, Гассан, то и дело меняясь, приобретал форму человека, разлетаясь, вновь собирался в сверкающую пыль, пока не вылетел из врат, куда они с отцом и младшим братом входили, и не очутился в начале подземелья с величайшими колоннами и статуями в человеческий рост, с полной детализацией фигур, словно это были не статуи, а застывшие люди. Они по-прежнему представляли собой неподвижные образа. Кто в доспехах или накинутой легкой мантии на теле. Здесь была также статуя с торсом человека, головой собаки и длинным хвостом, как щупальце.
Итак, поднявшись по винтовой лестнице, точнее, планируя разбрасывая по пути частями пыли, В конец, собравшись комкообразным полупрозрачным веществом выскочив через гостевые покои, где он остановился у отца, Гассан появился через балкон, на лету приобретя свой обычный облик, направился снова в путь. За промежуток превращения, обретя свое тело, взмывая вверх, он случайно упустил одну из туфель. Поэтому при полете по воздуху он вынужден был прятать одну ногу под подол халата. Но полы халата Гассана болтались на ветру во все стороны, едва ли утепляя его конечности. Холодный воздух обмораживал его уши и лоб. При этом в полете Гассан пытался укрыться в одежду без всякого проявления интереса к тому, что находится внизу под ним. Он пропускал мимо своего внимания, когда облака ему открывали пустыри земель, заснеженные горы, отдельные пространства полей виноградников и пашен, он парил в небе с мыслью о скором приземлении. Появление ярких лучей солнца, которые редко показывались во время его перелета из густоты влажных сгустков облаков, давало ему шанс лишь на то, чтобы осознать действительность и привести в порядок мысли. Едва приобретая ощущение тепла от светила, согревшись, Гассан тут же, взявшись духом, решив на лету произнести заклинание, но, попадая в очередное мокрое облако, съежившись от прохлады, быстро оставлял эту затею.
Наконец пролетев кукую-то продолжительность пути, Гассан очутился в саду царя Иудеи.
Приземлившись, он огляделся. Поняв, что он на земле обетованной, и неважно, в каком из ее мест, переминаясь с ноги на ногу, принялся переодевать халат. Вскоре, привыкнув, осознав, что на земле, здесь, намного теплей, чем в небе, откинул единственную туфлю, остался босым.
– Эхе-хей! – вдруг услышал Гассан чей-то голос позади слева от себя, куда кинул обувь. Он оглянулся. Перед ним стоял на его радость знакомый человек.
– Осий! Ха-ха, старина! Ты?! Рад тебя видеть! – обрадовался коллеге по стройплощадке Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб.
Но еврей не спешил к нему с распростертыми объятиями, в отличие от его друга.
– И я рад встрече! Гассан Абдуррахман, – сдержанно и кратко произнес Осий, но все же улыбка дружелюбия так и хотела вырваться с его уст. – Но теперь… – не успел выговорить Осий.
Гассан что есть мочи обнимал старинного друга. Еврей, придерживаясь кротости, едва сдерживал себя от радости вновь встретив друга,.
– Ну как ты?! – Гассан даже подзабыл, зачем он покинул подземный мир Хаб Амахтзира и что остался без золотых туфлей.
– Нормально. Ученым стал, – сказал ровным голосом Осий.
– ?! – Гассан не знал, что ответить.
Он оглядел некогда коллегу по строительной площадке. Радость от встречи охлаждалась в нем без казавшейся взаимной радости товарища. Сам Гассан был неизмеримо рад встретить своего товарища, сдружившись с ним на холме Исайя, нежели когда он встретил Омара Юсуфа и их отца, заклинателя долин Хаб Амахтзира. Все же, оценив вид и прочитав мысли Осия, он решил выкинуть из головы поведение сокомандника, стараясь понять его статус. «Впрочем, – подумал филистимлянин, – ефремлянин был всегда скованным человеком вопреки своей отходчивости».
– Тебе туфлю-то надо бы найти, Гассан, а то простудишься, – ненавязчиво посоветовал ему Осий.
– Да! Ерунда, на своей земле-то!.. – сказал Гассан.
Филистимлянин привык, что дела его всегда и везде несли неразрушимый, но своевольный характер, при этом, пробыв в гостях у Хоттаба ибн Назарея, он подытожил его.
– Все же … надо бы с собой ее поносить, – посоветовал товарищ.
Гассан, уже отпрянувший от Осия, но скорей из-за отсутствия поддержки своего ликования, огляделся в поисках туфли, тут же заметив ее.
– Ну да, продать… можно. Вишух А подарю что-нибудь, – задумавшись, сказал Гассан, косясь на обувь, – а переплавят нити – анкх сделаю.
Гассан посмотрел на Осия. В речи Гассана звучала обида. Его лучший друг встречает его не так, как полагалось бы давно не видавшим друг друга друзьям. Однако еврей понял свою ошибку, что показал себя надменно. Без поиска мыслей в проникновении сознания человека, как мог делать это Гассан. Осий сам изменил свое общение, исключением вопрос о знакомой Гассана.