Вышел козел. Оглянулся на охотников, боками тряхнул – аж радуга поднялась – и неторопливо, рысцой, в тайгу направился. И с ружьем, со всем. Так и ушел. .
Смеху тут было, куда там. Ребята скулят:
– Вот придет к своей козе, дощечку на прикладе покажет, врать начнет: «Смотри, мол, боевая подруга, меня за отличную работу чем наградили». Там, глядишь, козлятки соберутся, поздравлять станут. .
И тут слышим гудок сверху. Идет наш караван. Кончай забаву – чалиться нужно. Собрали мешки, погрузились и к борту.
Серый наш с неделю козлом на людей смотрел. Потом отошел. Хотел было новое ружье покупать, да раздумал.
Как пришли в Туруханск, он охотнику одному весь свой боевой припас продал. Вот тут к месту пришлись и дробь и жаканы. .
А Серого в этот год опять наградили: кинокамеру ему поднесли. Вот это дело: и шуму меньше, и занятие человеку, и народу удовольствие. Иной раз такое снимет да покажет – вся команда лежит, за животы держится. А он об одном горюет: «Был бы тогда аппарат – снял бы, как козел с ружьем в тайгу пошел. Вот бы кадр получился! Мне бы, говорит, за него премию дали, не иначе».
Диверсант
Наш буксир борт о борт подчалил к агиттеплоходу, и, пока начальство обсуждало, какую лекцию прочитать и какую картину показать команде, Федор Степанович повел меня в библиотеку за книжками. Там уже человек пятнадцать набралось, и нам пришлось дожидаться. Мы встали за матросом – практикантом из ремесленного училища.
– Мне бы про диверсантов, – сказал паренек, когда подошла его очередь.
Федор Степанович неодобрительно глянул на него и сказал с укором:
– Взял бы чего поумнее.
– Да ведь интересно, Федор Степанович, как их ловятто.
– Это в книжках интересно, – возразил боцман, – а так никакого нет интереса.
– А вы их ловили, что ли?
– Приходилось. . – сказал Федор Степанович.
Но тут кто-то позвал его сверху, и он ушел. А вечером я подкараулил боцмана и напомнил об этом разговоре.
– Ну, было такое дело,– сказал он, – только тут ничего занятного нет. . В то время новую обстановку ставили на нижнем плесе. Там прежде карбидные бакены стояли на якорях. Тоже неплохое устройство, но ненадежное это дело. Бывает, сносит их, бывает, и погаснет, а главное – свет плохой. В тумане, к примеру, их почти и не видно. А участок, сам понимаешь, там особо важный: морские корабли идут. Ну, летом-то еще ничего. Тут солнце круглые сутки, и опытный лоцман совсем без знаков может корабль провести. А вот как из Игарки пойдут на Север, тут уж ночь настоящая, темнота страшная, а корабли с полным грузом.
Осадка у них большая, ход – подходящий. Тут чуть промахнешь – и столько дров можно наломать, что потом и не разберешься. Вот и решили створные и перевальные огни электрические поставить.
Это на треноге ставят такой фонарь-маячок с направленным светом. Свет очень замечательный – туман пробивает отлично. И тут же, на треноге на этой, стоит аккумуляторная батарея и мигающее устройство: ящичек такой небольшой, вроде как телефон-автомат, и проблеск любой можно установить, и паузу любую. Так что уж не собьется лоцман – по проблескам узнает огни.
Дело это, конечно, очень хорошее, но ставить там эти знаки затруднительно. Где скала, там бурили скважины станком, стальные балки туда загоняли и заливали бетоном. К балкам треногу крепили, и все устройство. А где тундра, там потруднее. Топь. . Все плывет, ступить негде..
А сваи нужно загнать на двенадцать, на пятнадцать метров, до самой мерзлоты. Для этого тоже станок сделан.
Нужно, значит, выгрузку произвести, установить этот станок, а там другой раз и причалить негде. . И боцману, конечно, работы хватает, да и не каждый боцман справится.
Ну вот и откомандировали меня на обстановочный катер.
К осени прикончили мы все дела, знаки установили, проверили. Все горят, как и следует быть. Стал я сдавать свое хозяйство и уже расчет собирался получать.
И тут на-ка: сообщают нам на базу, что на самом ответственном перевале погас знак.
Неприятность, конечно, большая. Меня-то лично это, конечно, не касается. Мое дело выгрузить, погрузить. Но все равно виноватым себя чувствуешь.
Вызывает меня командир:
– Так и так, Федор Степанович. Акт не спеши составлять, придется сходить на исправление. Может, там знак будем заново ставить.
– Есть,– говорю,– раз такое дело.
Ну, пошли. Прибыли. Выгрузились. Идем по топи по
этой. А тут еще дожди были – так размыло тундру, что идешь и насилу сапоги выдираешь. Пришли на место и глазам не верим: знак честь честью стоит на своем месте, и фонарь цел, и батарея цела, а мигающее устройство сорвано с корнем, как говорится,
измято все и тут же валяется в грязи. И провода на ветру болтаются. И следов нет никаких –
засосало все грязью.
Тут ясное дело: злой умысел, диверсия.
Наш командир дает радио куда следует:
И нам сразу по радио приходит ответ: