Приключения Мирошки

Она стоит совсем рядом, стоит и умиляется. А обычно ревновала, если кто-нибудь из ребят показывал свою симпатию. Потом, когда дети отходят, с восторгом говорит:

– Мама, а тебя все тут любят!

Не знаю – радоваться этому или огорчаться. Пожалуй, всё-таки, – радоваться. Мысленно благодарю своего спасителя – начальника смены с руками в карманах, восхищаюсь детской наблюдательностью и, что есть силы, шлёпаю к воротам, волоча за собой сумки. Ойй, мне же ещё за велосипедом возвращаться! К этим же постройкам. Очень надеюсь, что дети к тому моменту уже уйдут в корпуса.

– Привет, Оль! – радуюсь подруге-выручательнице, – Германия подождёт? – Оля улыбается, она всё видела. Наше прощание. Стайку детей.

– Ага, подождёт! Завтра нас на поезд проводите, – радуется она своей выгоде.

Грузим вещи. Тётя Оля предлагает пристроить и велосипед. И даже проводит какие-то манипуляции с багажником и убиранием сидений. Но я решила Апельсинку отправить машиной, а сама проветриться на железном коне. Мне нужно подышать головой. И подумать. Но из вежливости я позволяю попробовать пристроить велик в багажник. Но у Оли, увы, не джип.

– Осторожно, не поцарапай! – беспокоится она за обшивку машины.

Но какое там! Велосипед – не резина – сложился, растянулся. Как говорят хохлы: «Нэ лiзэ!». Достаю его обратно и возвращаю на землю. Объятия на прощание. А на часах уже десятый.

– Так-так, час… два… это я приеду – вы уже спать будете? – спрашиваю.

– Ой, вряд ли, – заверяет подруга. – Разве они уснут. – Это она про мою Апельсинку и своего сына. Они же тоже полгода не виделись.

–Тогда ждите! Буду!

Дочь отправляется домой с комфортом и вещами в машине. А я сажусь на своего железного коня…и

– Свабода! Свааааабоооооодаааааааа! Свааааааааааааааааааааабооооооооооооооооооодааааааааааааааааааааааа! – ору на весь лес и кручу педали что есть сил….

Белый туман, мой зефир, молочное облако, ковёр-самолет раскинулся вдоль дороги. Как на заказ. Устроил персональное прощание. На этот раз останавливаюсь, чтобы сфотографировать. Хотя бы на телефон. Стремительно смеркается. От этого немного не по себе. Но собственный поступок предаёт мне столько сил, что я уже ничего и никого не боюсь. Отчётливо понимаю это. И принимаю в себе нечто новое.

По обочине пыжится Иван-чай. Яркий фиолетовый – исключительно хорошо сочетается со свежей зеленью! Хоть и вкус у него … фу, тошнотворный. На любителя. Ещё несколько раз останавливаюсь, чтобы сфотографировать окружающие красоты – кто знает, когда я в следующий раз выберусь из города. И любуюсь, любуюсь, любуюсь…

А через полтора часа – всего полтора часа – я на месте. Дети не спят, меня ещё не ждут – я неожиданно рано. Наверное, от эмоций у меня включился дополнительный двигатель, и я преодолела путь в обратную сторону в два раза быстрее.

– Ты хорошо подумала? – спрашивает подруга снова и заваривает мне кофе.

Это я попросила – хочу не спать всю ночь. Выпиваю две чашки. У меня аффект от поступка или я надышалась свежим воздухом?

– Здесь, в городе теперь справишься? – продолжает подруга.

Улыбаюсь. Я думала об этом всю дорогу. И я поняла себя ещё больше. Я сделала правильный выбор. Теперь я знаю, что такое – взять ответственность за себя и свои поступки. Теперь я знаю, что такое ответственность. И я справлюсь.

История седьмая. ВШИВАЯ

(Навеянное детством мамы Мирошки)

Помню, как мы сбегали с мамой из лагеря. Чемодан бросили, ни с кем не попрощались. В середине смены.

Он назывался «Дзержинец» – лагерь для детей милиционеров. С хорошим расположением – за городом, в соснах. Но моя мама – не милиционер. И папа – тоже. Даже приблизительно. И не были никогда ими. В этом лагере я очутилась по блату. Семейному. Мамин брат – был как раз милиционер. Заслуженный работник органов. Как говорила мама – в погонах и при статусе. Вот он маме и подогнал путёвку. Хотел как лучше. А получилось как у нас с Мирошкой. Примерно.

Помню, когда я узнала, что поеду на смену за город, я начала мечтать. О чём? О волшебстве, конечно! Как я – такая вся распрекрасная – пользуюсь успехом у мальчиков, которые на меня заглядываются, и уважением – у девочек, которые со мной советуются. И всё должно было быть именно так.

Наверняка, у мамы тоже были свои приметы. Она нарядила меня в самое лучшее платье. Не знаю, откуда оно у меня и взялось по этому случаю – я его никогда раньше не видела. Голубенькое такое, нежное, с цветочным принтом – какие-то бежевые крошечные бутончики по всему подолу, на рукавах-фонариках и даже на поясочке. В общем, я в самом деле была распрекрасная. Вот только платье это я в лагере больше так и не надела. Как сняла по приезду, так и не видела больше. А кто его стирать будет? Маркое такое. На дворе советское настоящее – стирку из лагеря увозят в какую-то прачечную, назад всё возвращают в мешках вперемешку, а раздают на вечерних линейках.

– Чьи штаны? Трусы? Платье? Не подписано! В сторону! – кричит дежурный по тряпочкам. И раздаёт одежду тем, кто узнал свою. А если никто не узнал – то … пиши, пропало.