Приключения Оливера Твиста

– Даже если он и был виновен, – сказала Роза с жаром, – неужели можно винить его в этом? Взгляните на него! Посмотрите, как он мал, подумайте о том, что он, может быть, никогда не знал своей матери, не знал родного дома! Никто не учил его различать хорошее и дурное, никто не жалел и не ласкал его! Может быть, плохое обращение, побои и голод заставили его сойтись с дурными людьми, а те заставили его воровать… Можем ли мы судить его за это? Тетя, милая тетя, подумайте об этом и не позволяйте посадить этого ребенка в тюрьму! Ведь этим вы не исправите его, а только вконец сгубите! Тетя, благодаря вашей доброте и заботам я никогда не чувствовала, что я сирота… А если бы не вы, ведь и я была бы такой же покинутой и беззащитной, как этот несчастный мальчик. И кто знает, что было бы со мной?.. Если вы меня любите, тетя, сжальтесь над ним, пока еще не поздно!

– Роза, дорогое мое дитя, – проговорила растроганная старушка, прижимая к себе плачущую девушку, – неужели ты думаешь, что я могу желать зла этому ребенку?

– Нет, нет, тетя, вы не сделаете этого! – воскликнула Роза и кинулась обнимать ее.

Раненый зашевелился. Доктор заметил, что разговоры беспокоят больного, и сделал женщинам знак уйти из комнаты.

* * *

Был уже поздний вечер, когда доктор позвал хозяек дома наверх к больному. Он сказал, что мальчик хочет что-то рассказать им. Сначала доктор не позволял ему этого, потому что ребенок очень болен и ослабел от большой потери крови. Всякое движение и разговор могли слишком утомить его. Но мальчик так беспокоился и так просил позвать хозяев дома и позволить ему рассказать им что-то, что поневоле пришлось согласиться на это.

Все трое поспешно отправились наверх, и Оливер слабым взволнованным голосом поведал им всю свою историю. Мальчик рассказывал с перерывами, часто останавливаясь и отдыхая, потому что голос то и дело изменял ему.

Когда он закончил говорить, в комнате наступило глубокое молчание. Обе женщины тихо плакали, добряк доктор тоже втихомолку смахивал слезы ладонью.

Наконец миссис Мэйли подошла к Оливеру и взяла его за руку:

– Успокойся, мое бедное дитя, твоему трудному житью наступил конец. Я не отдам тебя этим недобрым людям и буду заботиться о тебе всю свою жизнь. Хочешь остаться здесь и жить с нами?

Бледное лицо Оливера вспыхнуло ярким румянцем. Он посмотрел на добрую старушку, на толстого доктора, на Розу, улыбавшуюся ему сквозь слезы, протянул к ним свои слабые руки и прошептал:

– Да, да… Возьмите меня к себе!..

Потом слабость совсем одолела мальчика. Он улыбнулся милой счастливой улыбкой, закрыл глаза и заснул крепким сном.

В этот вечер миссис Мэйли, доктор и Роза долго сидели вместе и совещались о чем-то важном. Потом они позвали Джайлса и других слуг и долго говорили с ними.

* * *

На другое утро в дом приехали два полицейских сыщика. Они осматривали дом и записывали что-то у себя в книжке, потом расспрашивали всех обитателей дома о событиях той ужасной ночи. Никто из слуг, не говоря уже о хозяйках, ни словом не обмолвился о том, что в комнате наверху лежит бедный больной мальчик из воровской шайки, подстреленный во время погони за ворами.

Сыщики уехали, и Оливер остался жить у миссис Мэйли.

Глава XXVII Феджин и Монкс

Вернемся теперь назад и посмотрим, как восприняли Феджин и его товарищи известие о неудавшейся краже.

Был вечер, несколько мальчиков играли в карты у Феджина. Чарли, как и всегда, хохотал до упаду и потешал все общество, а Лукавый Плутишка, серьезный и молчаливый, обыгрывал своих друзей. Феджин сидел, задумавшись, у печки.

Лукавый Плутишка первым услышал звонок и пошел со свечой отпирать дверь. Вскоре он вернулся и шепнул Феджину на ухо несколько слов.

– Как? – закричал Феджин. – Один?

Он принялся нервно кусать свои желтые пальцы, а потом спросил:

– Где он?

Лукавый Плутишка показал пальцем вниз.

– Приведи его сюда, – приказал Феджин. – Тс-с-с! Тихо! Заткнись, Чарли! Проваливайте отсюда без шума, живо!

Мальчики повиновались ему, не проронив ни слова.

Лукавый Плутишка ввел в комнату мужчину в темной одежде. Тот окинул комнату быстрым взглядом, снял большой шарф, закрывавший нижнюю часть лица, и оказалось, что это Тоби Крекит.

– Как поживаешь, Феджин? – спросил он, пододвинул стул к огню и сел на него.

Старик молча поднял на него глаза.

– Вот посмотри, Феджин, – продолжал Тоби, показывая на свои сапоги, – они не видели ни капли ваксы с той поры… ну, да ты сам знаешь, о какой поре я говорю… Не смотри на меня такими глазами, всему свое время. Я не могу говорить о деле, пока не поем и не промочу горло!

Феджин крикнул Лукавому Плутишке, чтобы тот подал ужин, и сел напротив Тоби. Крекит с жадностью набросился на еду и не проронил ни слова, пока не насытился. Тогда он велел Лукавому Плутишке выйти вон и налил себе вина.

– Во-первых и прежде всего, Феджин, – наконец произнес он, – какие новости о Билле?

– Что-о? – воскликнул Феджин и вскочил со стула. – Ты спрашиваешь меня об этом? Ты? Меня?!

Тоби побледнел.