Приключения Оливера Твиста

He found himself jostled among a crowd of people, chiefly women, who were huddled together in a dirty frowsy room, at the upper end of which was a raised platform railed off from the rest, with a dock for the prisoners on the left hand against the wall, a box for the witnesses in the middle, and a desk for the magistrates on the right; the awful locality last named, being screened off by a partition which concealed the bench from the common gaze, and left the vulgar to imagine (if they could) the full majesty of justice.	Он очутился в плотной толпе, состоявшей преимущественно из женщин, теснившихся в грязной, душной комнате, в дальнем конце которой находилось огороженное перилами возвышение со скамьей для подсудимых у стены слева, кафедрой для свидетелей посередине и столом для судей справа; это последнее, устрашающее место было отделено перегородкой, которая скрывала суд от взоров простых смертных и давала свободу черни представлять себе (если ей это удастся) правосудие во всем его величии.
There were only a couple of women in the dock, who were nodding to their admiring friends, while the clerk read some depositions to a couple of policemen and a man in plain clothes who leant over the table.	На скамье подсудимых сидели только две женщины, которые все время кивали своим восхищенным друзьям, пока клерк читал какие-то показания двум полисменам и чиновнику в штатском, склонившемуся над столом.
A jailer stood reclining against the dock-rail, tapping his nose listlessly with a large key, except when he repressed an undue tendency to conversation among the idlers, by proclaiming silence; or looked sternly up to bid some woman	Тюремщик стоял, опершись на перила скамьи подсудимых и лениво постукивал себя по носу большим ключом, отрываясь от этого занятия лишь для того, чтобы окриком пресечь неуместные попытки зевак вести разговор или, сурово подняв взор, приказать какой-нибудь женщине:
'Take that baby out,' when the gravity of justice was disturbed by feeble cries, half-smothered in the mother's shawl, from some meagre infant.	"Унесите этого ребенка", - если торжественное отправление правосудия прерывалось слабым писком какого-нибудь тощего младенца, доносившимся из-под материнской шали.
The room smelt close and unwholesome; the walls were dirt-discoloured; and the ceiling blackened.	Воздух в комнате был тяжелый и спертый; от грязи изменилась окраска стола, а потолок почернел.
There was an old smoky bust over the mantel-shelf, and a dusty clock above the dock-the only thing present, that seemed to go on as it ought; for depravity, or poverty, or an habitual acquaintance with both, had left a taint on all the animate matter, hardly less unpleasant than the thick greasy scum on every inanimate object that frowned upon it.	На каменной стене возвышался старый, закопченный бюст, а над скамьей подсудимых -запылившиеся часы - единственный предмет, который, казалось, был в должном порядке, тогда как пороки, бедность или близкое знакомство с ними оставили на всех одушевленных существах налет, вряд ли менее неприятный, чем густой, жирный слой копоти, лежавший на всех неодушевленных предметах, хмуро взиравших на происходящее.
Noah looked eagerly about him for the Dodger; but although there were several women who would have done very well for that distinguished character's mother or sister, and more than one man who might be supposed to bear a strong resemblance to his father, nobody at all answering the description given him of Mr. Dawkins was to be seen.	Ноэ нетерпеливо озирался в поисках Плута, но хотя многие из присутствующих женщин прекрасно могли бы сойти за мать или сестру этого выдающегося человека и несколько мужчин могли походить на его отца, не было видно решительно никого, к кому подошло бы полученное Ноэ описание наружности мистера Даукинса.