Приключения Оливера Твиста

He wondered within himself whether this man had been to get his dinner, what he had had, and where he had had it; and pursued this train of careless thought until some new object caught his eye and roused another.	Он задавал себе вопрос, уходил ли этот человек обедать, что было у него на обед и где он обедал, и предавался этим пустым размышлениям, пока какой-то другой человек не привлек его внимания и не вызвал новых размышлений.
Not that, all this time, his mind was, for an instant, free from one oppressive overwhelming sense of the grave that opened at his feet; it was ever present to him, but in a vague and general way, and he could not fix his thoughts upon it.	Однако в течение всего этого времени его мозг ни на секунду не мог избавиться от гнетущего, ошеломляющего сознания, что у ног его разверзлась могила; оно не покидало его, но это было смутное, неопределенное представление, и он не мог на нем сосредоточиться.
Thus, even while he trembled, and turned burning hot at the idea of speedy death, he fell to counting the iron spikes before him, and wondering how the head of one had been broken off, and whether they would mend it, or leave it as it was.	Но даже сейчас, когда он дрожал и его бросало в жар при мысли о близкой смерти, он принялся считать железные прутья перед собой и размышлять о том, как могла отломиться верхушка одного из них и починят ли ее или оставят такой, какая есть.
Then, he thought of all the horrors of the gallows and the scaffold-and stopped to watch a man sprinkling the floor to cool it-and then went on to think again.	Потом он вспомнил обо всех ужасах виселицы и эшафота и вдруг отвлекся, следя за человеком, кропившим пол водой, чтобы охладить его, а потом снова задумался.
At length there was a cry of silence, and a breathless look from all towards the door.	Наконец, раздался возглас, призывающий к молчанию, и все, затаив дыхание, устремили взгляд на дверь.
The jury returned, and passed him close.	Присяжные вернулись и прошли мимо него.
He could glean nothing from their faces; they might as well have been of stone.	Он ничего не мог угадать по их лицам: они были словно каменные.
Perfect stillness ensued-not a rustle-not a breath-Guilty.	Спустилась глубокая тишина... ни шороха... ни вздоха... Виновен!
The building rang with a tremendous shout, and another, and another, and then it echoed loud groans, that gathered strength as they swelled out, like angry thunder.	Зал огласился страшными криками, повторявшимися снова и снова, а затем эхом прокатился громкий рев, который усиливался, нарастая, как грозные раскаты грома.
It was a peal of joy from the populace outside, greeting the news that he would die on Monday.	То был взрыв радости толпы, ликующей перед зданием суда при вести о том, что он умрет в понедельник.
The noise subsided, and he was asked if he had anything to say why sentence of death should not be passed upon him.	Шум утих, и его спросили, имеет ли он что-нибудь сказать против вынесенного ему смертного приговора.
He had resumed his listening attitude, and looked intently at his questioner while the demand was made; but it was twice repeated before he seemed to hear it, and then he only muttered that he was an old man-an old man-and so, dropping into a whisper, was silent again.	Он принял прежнюю напряженную позу и пристально смотрел на вопрошавшего; но вопрос повторили дважды, прежде чем Феджин его расслышал, а тогда он пробормотал только, что он - старик... старик... старик... и, понизив голос до шепота, снова умолк.
The judge assumed the black cap, and the prisoner still stood with the same air and gesture.	Судья надел черную шапочку, а осужденный стоял все с тем же видом и в той же позе.