Приключения Оливера Твиста

His red hair hung down upon his bloodless face; his beard was torn, and twisted into knots; his eyes shone with a terrible light; his unwashed flesh crackled with the fever that burnt him up.	Рыжие волосы свешивались на бескровное лицо; борода сбилась, несколько клочьев было вырвано; глаза горели страшным огнем; немытая кожа трескалась от пожиравшей его лихорадки.
Eight-nine-then.	Восемь... девять... десять...
If it was not a trick to frighten him, and those were the real hours treading on each other's heels, where would he be, when they came round again!	Если это не фокус, чтобы запугать его, если это и в самом деле часы, следующие по пятам друг за другом, где будет он, когда стрелка обойдет еще круг!
Eleven!	Одиннадцать!
Another struck, before the voice of the previous hour had ceased to vibrate.	Снова бой, а эхо предыдущего часа еще не отзвучало.
At eight, he would be the only mourner in his own funeral train; at eleven-	В восемь он будет единственным плакальщиком в своей собственной траурной процессии. В одиннадцать...
Those dreadful walls of Newgate, which have hidden so much misery and such unspeakable anguish, not only from the eyes, but, too often, and too long, from the thoughts, of men, never held so dread a spectacle as that.	Страшные стены Ньюгета, скрывавшие столько страдания и столько невыразимой тоски не только от глаз, но - слишком часто и слишком долго - от мыслей людей, никогда не видели зрелища столь ужасного.
The few who lingered as they passed, and wondered what the man was doing who was to be hanged to-morrow, would have slept but ill that night, if they could have seen him.	Те немногие, которые, проходя мимо, замедляли шаги и задавали себе вопрос, что делает человек, приговоренный к повешению, плохо спали бы в эту ночь, если бы могли его увидеть.
From early in the evening until nearly midnight, little groups of two and three presented themselves at the lodge-gate, and inquired, with anxious faces, whether any reprieve had been received.	С раннего вечера и почти до полуночи маленькие группы, из двух-трех человек, приближались ко входу в привратницкую, и люди с встревоженным видом осведомлялись, не отложен ли смертный приговор.
These being answered in the negative, communicated the welcome intelligence to clusters in the street, who pointed out to one another the door from which he must come out, and showed where the scaffold would be built, and, walking with unwilling steps away, turned back to conjure up the scene.	Получив отрицательный ответ, они передавали желанную весть другим группам, собиравшимся на улице, указывали друг другу дверь, откуда он должен был выйти, и место для эшафота, а затем, неохотно уходя, оглядывались, мысленно представляя себе это зрелище.
By degrees they fell off, one by one; and, for an hour, in the dead of night, the street was left to solitude and darkness.	Мало-помалу они ушли один за другим, и в течение часа в глухую пору ночи улица оставалась безлюдной и темной.
The space before the prison was cleared, and a few strong barriers, painted black, had been already thrown across the road to break the pressure of the expected crowd, when Mr. Brownlow and Oliver appeared at the wicket, and presented an order of admission to the prisoner, signed by one of the sheriffs.	Площадка перед тюрьмой была расчищена, и несколько крепких брусьев, окрашенных в черный цвет, были положены заранее, чтобы сдержать натиск толпы, когда у калитки появились мистер Браунлоу и Оливер и предъявили разрешение на свидание сзаключенным, подписанное одним из шерифов*
They were immediately admitted into the lodge.	Их немедленно впустили в привратницкую.