Приключения профессора Браннича

Лишь только занялась заря, профессор Браннич, несмотря на дождь и туман, быстро вскочил на ноги и с увлечением принялся рассматривать почки мелких растений, собранные Станиславом. Лорд Кэдоган еще спал.

По лицу ученого пробежали тени, на лбу его собирались глубокие морщины; он хмурился, пожимал плечами и, наконец, воскликнул:

– Черт возьми, каменноугольный!

Восклицание это разбудило лорда, Он открыл глаза и, зевая, спросил, что случилось.

– Ничего не случилось, – отвечал Станислав. – Профессор сказал только: «Черт возьми, каменноугольный»!

– «Каменноугольный»? – живо переспросил лорд.

– Да, – безнадежно проговорил профессор. – Я не верю собственным глазам, а между тем…

– Это, однако, нехорошо, – произнес важно лорд. – Мы продвигаемся не так быстро, как следовало бы ожидать.

– Я вас не понимаю, лорд, – сказал геолог.

– Удивительное дело, – заметил Станислав, – я до сих пор ни одного цветка не встретил. Все мхи, папоротники и какие-то совершенно незнакомые мне плевелы.

– До цветов нам, братец, еще очень далеко, раз мы только еще в каменноугольном лесу, – произнес лорд, и, обращаясь к ученому, многозначительно прибавил: – Что вы на это скажете, профессор?

– У меня в голове мутится, – признался тот.

– А у меня наоборот прояснилось. Я много думал над нашим загадочным предположением, и мне кажется, что я нашел разгадку, если только вы не ошибались ни сегодня, ни вчера, ни третьего дня. Мне кажется, что мы попали в бездонную пропасть времени.

– Времени? – пробормотал профессор, совершенно сбитый с толку.

– Несомненно. Мои объяснения будут несколько сбивчивы, но я вас прошу, профессор, выслушать меня. Вы не станете, конечно, отрицать, что время и пространство во многом напоминают друг друга. Они одинаковы, бесконечны, беспредельны…

– Да, конечно…

– Ну так вот: если можно в пространстве падать с высоты вниз или подниматься снизу вверх, то отчего же этот закон движения вверх и вниз не может быть применен и ко времени? Отчего не допустить, что во времени, как и в пространстве, можно пойти назад? Ведь тогда терзающая вас загадка объясняется очень просто: мы упали в пропасть прошлого, но, если так можно выразиться, до самого дна не долетели, так как случайно задержались на кембрийском периоде, а теперь движемся назад. Положение наше, нельзя не сознаться, необычайное, исключительное, и, если я не ошибаюсь, беспримерное… Я, по крайней мере, не слышал, чтобы кто-нибудь попадал в пропасть времени.

– Все это очень мило, – произнес профессор, внимательно выслушавший лорда, – но ваше предположение, лорд, не в обиду будь вам сказано, никакого смысла не имеет.

– Но у меня есть доказательства!

– Вы имеете, вероятно, в виду встреченных нами трилобитов и полагаете, что за одну ночь мы приблизились тогда на целый геологический период?

– Конечно.

– Но разве можно допустить, чтобы века мелькали, как секунды?!

– Что такое века в бездне времени? И затем – как вы объясните тот факт, что чуть ли не вчера еще не было материковых растений, а теперь мы окружены ими?

Браннич пожал плечами.

– Я не верю своим глазам. Здесь есть что-то, чего я пока понять не в силах; но с вашим предположением я все же никоим образом согласиться не могу…

– Подождем, – примирительно ответил лорд. – Быть может, дело прояснится.

– Выяснится, конечно, но не в пользу вашего предположения.

– Так лучше не будем об этом говорить, – в голосе лорда Кэдогана зазвучала обида.

– Да, это будет самое лучшее…

И они молча пошли дальше.

Геолог становился все мрачнее и печальнее. Англичанин мало-помалу успокоился, даже пришел в веселое настроение и развлекался шутливым разговором со Станиславом.

– Сколько лет прошло между силурийским и девонским периодами? – обратился он некоторое время спустя к геологу.

Профессор Браннич с трудом удержался от улыбки.

– Вы занятный человек, лорд, – сказал он.

– А что?

– Вы предлагаете один из самых сложных вопросов в геологии таким тоном, каким спрашивают, который теперь час?

– Мне бы очень хотелось знать хотя бы приблизительное число лет, разделяющих эти два периода.

– Наука не в силах удовлетворить ваше любопытство, – геолог развел руками. – Она не располагает для этого достаточными данными. Опираясь на толщину геологических пластов, мы можем лишь определить взаимное отношение трех последних эр из четырех, на которые делят прошлое земного шара. Старейшая из этих трех, палеозойская, была в четыре раза продолжительнее следующей, мезозойской, которая в свою очередь была много дольше самой младшей, кайнозойской. Известно также, что второй период палеозойской эры, силурийский, по крайней мере в три раза длиннее третьего, девонского. Но о продолжительности каждого периода в отдельности мы даже приблизительно судить не можем… Во всяком случае, продолжительность этих периодов настолько велика, что мерить их, как вы предлагаете, годами было бы то же, что считать расстояние между отдаленными странами на аршины вместо миль.

– Вы преувеличиваете, профессор.