Приключения сомнамбулы. Том 1

– Какое счастье – выговариваться, вспоминая всякую всячину! И это ли не вернейший знак старческого слабоумия? – я заболталась, вам осточертело про незнакомцев ушедших слушать.

– Нет, нет! – искренне мотал головой Соснин, роняя чайную ложку. И спрашивал, вылезая из-под стола: а отчество у него?..

– Изральевич! Мирон Изральевич, – отвечала она.

– Мог ли рафинированный Мирон Изральевич Галесник, когда служил управдомом, лизать химический карандаш?

– Мог, из конспирации, – рассмеялась Анна Витольдовна.

Ополоснула ложку на кухне, с готовностью продолжила. – Мирон чурался старых, порочивших его в глазах большевистских властей знакомцев, связей – по-соседству с ним, через ряд, Печковского в «Пиковой даме» слушали, так я еле заметного кивка удостоилась. Однажды, правда, видела его с Мишенькой – брели по Литейному, повесив носы, свернули у дома Мурузи к Спасской.

– С каким Мишенькой?

– Кузминым, он умер вскоре. Я успела его навестить в Мариинской, по-советски, Куйбышевской, больнице; прощалась, столкнулась с Мироном в дверях палаты…Мишенька, умирая, очень точно сказал. – Главное окончилось, остались детали…

случай из долгой тайной жизни Мирона Изральевича Галесника, случай, который превращался (сейчас и здесь) при фантастической увязке с другими судьбоносными случаями из других жизней, в исключительное достояние Соснина

– Спустя пару лет шла на Кузнечный рынок и – Матка Боска! – Владимирский переходил Мирон, на него, трезвоня, нёсся трамвай, я заорала во всю мочь. – Мирон, Миро-о-он! И он услышал, очнулся – из-под колёс выскользнул.

Постояли на углу Колокольной.

Службу во Владимирском соборе отменили, но в часовенке, облепленной спившимися калеками, нищенками, ещё торговали свечками, лампадным маслом. Участь общая, а мне Мирона стало ужасно жаль, захотелось на шею броситься, хотя поначалу он держался холодно, отчуждённо; усох, ссутулился, всегда был увлечённым, несносно-шумным и вот – угасший, подавленный, казалось, он вовсе не был мне благодарен за то, что я его истошным воплем спасла, обрекла на продление прозябания. Сам в заношенном коричневом москвошвее, близоруко и опасливо косился, побаивался, что, увидев нас вместе, поймут, одного поля ягодки: на мне – хоть и стоптанные, французские туфли, что-то ещё сохранялось из старорежимных нарядов.

Случайно мною спасённый, Мирон всё же разоткровенничался. Горько усмехался – добровольно влился в воодушевлённую гущу, сам себя закупорил, но не кусать же локти! Ему быстро опротивела радостная злобная бедность, доносительство, казённые восторги всегда, во всём правых. Когда отрывался от канцелярщины в служебном подвале, воображал себя субмариной, которая легла на дно без надежды всплыть, её ил засасывал, корпус ржавел – как бы вода не хлынула, но внутри-то неведомые новому серому миру сокровища, их побольше, чем в «Наутилусе», их хочется зачем-то спасти…

Тихий, робкий, голову втянул в плечи. Но поверите ли? – удивлял потайным упрямством. В блокаду Мирона, одиноко замерзавшего на Свечном в опустелом доме, Евсейка к себе на саночках перевёз с кипой каких-то папок. Всё пропало, наверное, Евсейка вдобавок к своим болячкам отморозил ноги. Что с Мироном сталось потом не знаю, после войны не встречались…

Сказать, что в конце концов угодил под трамвай на Владимирском…и тоже в Куйбышевской больнице умер, в один день со Сталиным?

Почему-то промолчал.

затаиться, ни с кем внезапно обретённым достоянием не делиться?

Да! – доверялся интуиции Соснин – да! Никому – ни слова.

Простодушный Гуркин, идеалист-Гуркин, вступающийся в коридоре, перегороженном красным столом, за дядю? И Инна Петровна… и Галесник, Евсейка с саночками. Саночный спасительный рейс упоминали три Лидии… – не слишком ли? Столько неожиданностей, самому бы переварить. Вот так обращение Мирона Изральевича! Гласный Думы, поэт, повеса, волочившийся за божественной примой, обращается в советского управдома…сюжетец для бойкого романиста.

о том, о сём

– Аня, что привёз Илья из Италии? – глухо спросила вдруг, не шевельнувшись, Софья Николаевна, – по-моему, была большая готовальня, ещё какой-то подарок.