Приключения сомнамбулы. Том 1

– Нет, готовальню он купил раньше, в Мюнхене, – помнишь, ты поправлялась после испанки, а мы с Идой, Авророй под приглядом Ильи там танцевали на Рождество? Из Венеции он тебе привёз черепаховый гребень с серебряной инкрустацией, жаль, пропал в блокаду, когда квартиру разграбили. Что за чудо были Соничкины волосы, Илья Сергеевич! – червонные, густые, тяжёлые, – подняла увлажнённые глазки с голубоватым блеском, – вас, наверное, утомляют мои возвраты в прошлую жизнь, но я чем дальше назад оглядываюсь, тем резче, ярче вижу, а то, что позавчера, даже вчера было, смазывается. И фото помогают, подсказывают. На обратном пути из Италии, в Греции, у Ильи Марковича аппарат поломался, следов от Греции не осталось, а в Ялте аппарат починили, теперь смотрю, вспоминаю. Нацепила очки на покраснелый носик: две зеркально симметричные грации, отставив ножки, картинно опирались на свёрнутые зонтики под шевелением хилых пальмовых опахал. – Нет, с Сергеем Павловичем мы уже распрощались, расплевались, как сейчас говорится, да? Нижинский – гений одной роли? Нет, это не справедливо, не только в «…Фавне», в «Поцелуе Розы» и шубертовском «Карнавале», который чудесно поставил Фокин, Вацлав с Тамарой были неописуемы.

– Тамарой?

– Карсавиной! Она из Мариинки перешла к Дягилеву…у неё семья была замечательная, брата, умнейшего Лёвушку, выслали на одном из философских пароходов, не помню на каком, первом или втором. Тамара – долгожительница, а Лёвушку, получившего кафедру в Каунасе, длинная рука НКВД в Литве достала.

– Балерина, ставшая женой Пикассо, тоже из вашей труппы?

– Оля? Хорошо помню её, хотя она долго в тени держалась, потом с ней скандальный сюрреалистский «Парад» поставили, возмущённые зрители чуть театр не разнесли, рассказывали, Дягилев был в восторге. Но я всего этого уже не видела, премьера во время войны была…

Софья Николаевна еле заметно шевельнулась, захотела поднять голову, что-то добавить, но бессильно откинулась на подушку.

А Анна Витольдовна безостановочно говорила. – Нас тогда, в Крыму, на всё лето закабалила потогонная антреприза Шульмана, но не благодаря ли изнуряющим движениям, тренажу мы такие живучие? – возьмите ту же Карсавину, Кшесинскую.

Кто может сравниться с Матильдой моей…очей… – плавился от страсти, прижимая к сердцу ручищу с перстнями, плечистый волоокий солист; по телевизору давали сборный концерт.

Когда породистый седовласый чтец в строгом фраке задекламировал:

Елагин мост и два огня И голос женщины влюблённой.

И хруст песка, и храп коня… – Соснин опять вертел новогоднее, с конфетти, сугробами, фото.

– Через месяц мы провожали его в Италию, – смахивала крошки со скатерти Анна Витольдовна; передвигала фотографии, пакетик писем.

слушая, перебирая конверты

Не мог не поманить Соснина конверт с большой яркой маркой, такая же когда-то украшала его детскую филателистическую коллекцию: изобильнейший натюрморт с лилово-вишнёвыми георгинами и жёлтыми хризантемами в пузатой стеклянной вазе, спелыми грушами, сливами, персиками, роскошно вырезанным арбузом на белом блюде – аппетитно сочился клин алой сахаристой мякоти с чёрными косточками. Письмо было из северной ссылки, обратный адрес – Архангельская область, деревня…

– Да, Игорь Петрович больше не навещал, не судьба. Гренадёр, косая сажень, а… а я, иссохшая, как моль, жива – изо дня в день, из года в год – класс, репетиции, вот сердце и трудится по инерции. Зачем, если друзья ушли, старость на радость детям, внукам не получается? – чувствую себя пережитком, ничто больше не греет душу. Не дай бог вам скоро на себе испытать как жестоко время! Противно жаловаться, но старость ужасна, ужасна ощущением беспомощного никчемного одиночества. И Соничку на другой бок не перевернуть без невыносимых мук, жутчайшие пролежни – врачи советуют облепиховым маслом смазывать, но в аптеках нет, дефицит. Есть, правда, у Сонички родственничек, человек известный, мог бы достать, привезти из-за границы, да занят вечно…и имя называть не хочется, защитным равнодушием болен… в свой час, не задумываясь, занял квартиру Ильи, пользуется его книгами, как своими…

Тоже для романа сгодилось бы, – машинально думал Соснин; старался ничему уже не удивляться, глотал ликёр.

Хочешь, возьми коня любого… – соблазнял пленника басистый хан; потом замельтешили половецкие пляски.

Анна Витольдовна тем временем косилась на стену, справлялась. – Не слышите? Спятить боялась, ей слышалось, как расщеплялся бетон, с суховатым потрескиванием рвались бежевые клетчатые обои.

И спохватывалась. – Надо бы блины допечь, заварить свеженького чайку.

ударный номер припасли под конец концерта (посильнее, чем «Фауст»)

Убежали в кулисы яркие и вёрткие половцы с половчанками.

На просторной, торжественно задрапированной сцене чинно выстраивала певческое каре Академическая Капелла.