Приключения среди муравьев. Путешествие по земному шару с триллионами суперорганизмов

Я описал эти взаимоотношения для журнала National Geographic, пока был аспирантом и искал крутые проекты у себя по соседству[356]. Я провел много времени за исследованиями для той статьи, собирая желуди и бросая их в воду. Те, в которых были жильцы, выплывали из выеденных полостей. Вскрывая их – и тренируя терпение, – я в конце концов нашел целое сообщество: несколько десятков Temnothorax с самкой и бледным расплодом, занимающих пустоты, вырезанные в мякоти. После еще сотни желудей я наткнулся на смешанную семью с двумя формами рабочих – более редкую. Один тип (с большей головой, более сильными челюстями и ложбинкой вдоль каждой стороны головы, в которую муравей убирает антенны во время драки) был Protomognathus; другой был рабочий Temnothorax – в данных обстоятельствах раб.

Такие поработители, как амазонки и желудевые муравьи, известны как социальные паразиты. Они получают питание, не присасываясь к тканям организма, как солитер, а эксплуатируя самоотверженное и кооперативное поведение животного-хозяина или, в случае муравьев, общества-хозяина, так как один сверхорганизм эксплуатирует другой[357]. Социальные паразиты избегают фуражирования, позволяя своим пленникам собирать еду. Рабство – лишь одно средство достижения этой цели. У некоторых видов муравьев, делящих гнездо, обе группы муравьев получают пользу от совместного проживания; как мы видели, муравьи-акробаты Crematogaster levior и древоточцы Camponotus femoratus вместе выращивают растения в высотных садах. На другом конце спектра – семьи, занимающие соседние камеры в гнезде, причем один вид муравьев выпрашивает еду у другого или живет за счет его отходов. Мелкие и незаметные муравьи-воришки гнездятся в стенах камер более крупных муравьев, просачиваясь, чтобы красть еду и расплод. Британский банкир и натуралист сэр Джон Лаббок находил этого социального паразита отвратительным. В 1883 году он писал: «Это как если бы у нас были карлики от 18 дюймов до 2 футов ростом, обитающие в стенах наших домов и то и дело утаскивающие некоторых наших детей в свои ужасные логова»[358].

В Огайо, пока я наблюдал муравьев, выходящих из желудей и возвращающихся в них, мы с Джоан Херберс беседовали о муравьях и людях. Натуралисты всегда отзывались о похищенных муравьях как о «рабах», с тех пор как швейцарский энтомолог Пьер Юбер в 1810 году впервые применил этот термин для описания данного поведения[359]. Дарвин посвятил несколько страниц главы «Происхождения видов» обсуждению деятельности некоторых видов муравьев, которую он охарактеризовал как «удивительный рабовладельческий инстинкт»[360]. Хотя аналогия эта несовершенна, она стала в литературе общепринятой.

Муравьиное рабство имеет заметные отличия от человеческого. Муравьи, у которых нет торговли между обществами, не покупают и не продают рабов из семьи в семью. Виды муравьев вроде амазонок больше зависят от своих рабов, чем зависели люди, за исключением «рабовладельческих обществ», таких как Римская империя времен Августа[361]. Муравьи-рабы не могут размножаться (но и в родном обществе это им бы не удалось: в семьях муравьев обычно только самка имеет привилегию оставлять потомство). Муравьиные рабы также кажутся вполне согласными со своим порабощением. Лишь два вида проявляют признаки бунта: некоторые рабы из обитателей желудей если и не бунтуют открыто, по крайней мере подрывают хозяйскую семью, убивая их куколок[362]. (Хотя это может быть просто их нормальной реакцией на обнаружение чего-то странного в куче расплода: некоторые куколки неправильно пахнут.) А рабы амазонок в Европе иногда сбегают, причем некоторые в бегах устраивают сателлитные гнезда и даже принимают основывающую гнездо царицу собственного вида, если она попадется им. Независимость обычно бывает недолгой, потому что амазонки мстят периодическими рейдами для возвращения беглецов, которые сдержанно сражаются, но быстро переходят к подчинению[363]. В других ситуациях муравьи-рабы редко пытаются возражать своим пленителям или сбежать от них; они умирают за своих хозяев точно так же, как умерли бы при защите родного гнезда[364].

Похищенные до того, как они сформировали свою идентичность, жертвы, безусловно, запечатлевают своих пленителей по незнанию, а не через промывку мозгов. Они похожи на рабочий класс в описании Карла Маркса – целая популяция, чьи усилия неверно направлены на пользу угнетателю[365]. В рабстве муравьи теряют не свободу (которой у них никогда и не было), а биологический императив на выращивание потомства собственной генетической семьи.

Праздность муравьев-рабовладельцев определяется тем, что их пленники запрограммированы вкалывать весь день без возражений, что они и делают. И точно так же, как муравьи-рабы как будто не помнят, что они находятся в поработившей их семье, рабовладельцы могут не отличать рабов от своей родни.