Прикормленные о бедных

Интересно, а легко ли у них это получится, если вместо «учителя русского языка, который понимает специфику каждого диагноза и очень тонко работает с каждым учеником», с ними занимаются «педагоги, которые преподают обычным детям» и «в выпускном 11 классе… они проходят программу чуть ли не 8-го класса»? Судя по фильму Твердовского — очень легко. В конце фильма мы видим, что все основные персонажи фильма, кроме Лены, сумели пройти указанную проверку и перевестись-таки в общеобразовательный класс. При этом Твердовский, очевидно, считает эту операцию настолько элементарной, что не счёл нужным отвести ни одной сцены на изображение того, как школьники готовятся к проверке. Они даже не обсуждают, каким образом им следует к ней готовиться. Создаётся впечатление, что после того, как ученики решили, что им обязательно нужно пройти проверку, они сразу же о ней забыли.

«Гражданина» Твердовского занимают вещи куда более интересные. Например: циничное глумление школьников над памятью недавно погибшего одноклассника; эротические сцены; сцена с избиением подростка в туалете; «уморительная» сцена с надеванием презерватива на банан; сцена показывающая, как подростки противно объедаются сладостями, с жадностью набивая полный рот, чавкая и приговаривая: «Вот это жизнь!»; или сцена, показывающая, как легко и просто ученики класса коррекции решаются на групповое изнасилование главной героини, и так далее, и тому подобное. Очевидно, что ради изображения всего вышеперечисленного Твердовский и снимал свой фильм. А то обстоятельство, что его главные герои вдобавок ко всему являются инвалидами, служит лишь элементом, дополнительно щекочущим нервишки «киноэстетов».

Неудивительно, что когда Твердовский пытался привлечь реальных подростков-инвалидов для участия в своём фильме, он не встретил понимания среди руководителей театральных студий, которые с ними занимаются:

«… когда мы туда обратились и я начал рассказывать про нашу историю... на меня та-а-а-а-ак посмотрели …

Нас посылали и говорили, что все плохо, что надо снимать про то, какие они все бедные и несчастные, про то, как им ужасно живется, про то, что их никто не любит, никому они не нужны, — тогда будет хорошо»[56].

Таким образом, мы видим, что изображая специфические проблемы подростков-инвалидов как нечто малозначительное, затушёвывая социальные корни этих проблем и сводя их к частностям, изображая при этом самих инвалидов как законченных мерзавцев, Твердовский тем самым вносит свой посильный вклад в закрепление угнетённого положения, в котором пребывают инвалиды в нашей стране. Очевидно, об этой «социальной функции» и шла речь во всех его интервью.

Мне кажется неслучайным тот факт, что «Класс коррекции» вышел в 2014-м — в том же году, когда российским правительством было принято решение о введении инклюзивного образования [57], то есть законодательного закрепления той же самой практики, которую Твердовский предлагает в своём фильме: обучение детей-инвалидов в общеобразовательных классах.

Уничтожение российским государством коррекционных школ и навязывание инклюзивного образования лишает детей-инвалидов возможности социализироваться и выбрасывает их на обочину общественной жизни. Это — преступление. Преступление тем более мерзкое, что направлено против самых слабых. Это преступление не только против конкретных детей и их родителей, но и против человечности.

Твердовский — соучастник. За такую деятельность он должен быть награждён не кинопремиями, а пулей. Награда ждёт своего «героя»!

Про государство

Что касается авторов фильма «Левиафан», то они не спешат бросаться громкими фразами о социальном содержании своей картины. За них это делают журналисты и кинокритики:

«“Левиафан” не просто частная история о жутчайшей несправедливости, но и политическое высказывание о сути современной России: о страшном Левиафане, коррумпированном государстве без чести и совести, где церковь крышует власть, а Христос фактически приватизирован бандитами»[58].