Прикормленные о бедных

«Это одновременно и политическая критика (настоящий валун в огород нынешнего российского режима с его повальной коррупцией), и исполненное тревоги рассуждение на тему зла, и проблематика отношений с государством …»[59].

“Левиафан” — могучее эпическое чудище, вылезшее из глубинных недр российской жизни. В нем пульсирует напряженный публицистический нерв: ведь речь идет о бессилии человека перед властью — даже не вертикалью, а как раз горизонталью, подобной обманчивой глади Баренцева моря»[60].

Сразу следует сказать, что термин «коррупция» привлечён рецензентами исключительно ради красного словца. Согласно Большому энциклопедическому словарю, «коррупция» — это «прямое использование должностным лицом своего служебного положения в целях личного обогащения». Так вот, ни одной сцены, изображающей, как должностные лица используют своё положение для личного обогащения, в фильме нет. А есть лишь один монолог, в котором присутствует намёк на коррупцию. Обращаясь к главам местного суда и полиции, мэр города говорит: «У нас выборы через год. Забыли? Если меня не избирают, вас тоже не будет, и ничего не будет: ни заграницы, ни домов твоих, ни бабла. Дружно все строем под монастырь пойдём!». Неужели эта единственная за весь фильм фраза и есть тот самый «настоящий валун в огород нынешнего российского режима с его повальной коррупцией»? При том, что из этой фразы не обязательно следует, что речь идёт именно о коррупции. Может герои просто боятся потерять чиновничьи оклады, которых без всякой коррупции и так хватает и на дома, и на заграницу.

Что же касается беззащитности человека перед государством, то здесь любопытно отметить, что изначально сам Звягинцев даже и не планировал касаться этой темы, о чём и рассказывает в одном из своих интервью:

«Когда только стал обретать уверенные очертания этот замысел, в скором времени стало понятно, что здесь есть возможность найти протосюжет в Книге Иова. … И только вскоре, после того, как мы уже запустились с этим проектом, я услышал своих друзей, они просто спросили меня: “Чем ты сейчас занимаешься? … Что это за фильм, как он будет называться?”. Я сказал: “Левиафан”. Они говорят: “А-а, Гоббс”. Вот тогда возник Гоббс. И когда я уже познакомился с этими идеями, я понял, что это просто сама судьба привела название такими окольными путями к главному смыслу сказуемого …»[61].

Проще говоря, тему «человек и государство» Звягинцев прилепил к своему «замыслу» уже задним числом, и, если бы «судьба» случайно не привела его «к главному смыслу сказуемого», то он вовсе и не собирался бы поднимать эту тему в своём фильме.

И действительно, противостояние мэра и автослесаря Николая выглядит как абсолютно частная история и не отражает в себе больших общественных отношений, несмотря на то, что авторы фильма и кинокритики утверждают обратное.

«Страшного Левиафана, коррумпированное государство без чести и совести» авторы фильма, по всей видимости, решили представить зрителю в персонифицированном виде — в образе мэра, потому как все прочие представители государственной власти мелькают в фильме лишь эпизодически и в качестве персонажей второго плана. Про мэра же мы с первых кадров понимаем, что он и вправду очень «страшный» человек: самодур, пьяница, хам и матерщинник. В фильме упоминается, что его руки «по локоть в крови», а из уст адвоката звучит предположение, что такой плохой человек занимает место мэра, потому что «наверху он кому-то нужен». Как-либо развивать эти темы в своём «политическом высказывании о сути современной России» авторы не решились и того, кому и зачем мэр может быть нужен «наверху» и почему его руки «по локоть в крови», уточнять не стали.