Последние слова еще не сорвались с ее языка, когда погас свет. До нас не донеслось ни щелчков сработавших предохранителей, ни треска короткого замыкания. Только что свет горел и вдруг отключился, а мы сидели – две тени на фоне оранжевого пламени камина. Дождь барабанил в стекло. Из кухонного крана капало в раковину, из которой до сих пор доносился мыльно-лимонный запах химического средства для мытья посуды. Я посмотрела на тень Янус – спина прямая, шея окаменевшая, пальцы вцепились в край стола. Мы ждали.
– Самир?
– Слушаю тебя.
Ее голос теперь заметно дрожал, руки постучали по дереву.
– Спасибо тебе.
– За что?
– Что не сбежала.
– Как ты сама верно заметила, попытка побега слишком предсказуема.
Топот тяжелых башмаков за входной дверью, промельк тени на дверном стекле. Я подумала о коврах на полу – вода им противопоказана. Потом даже отодвинула свое блюдце от края стола, чтобы его содержимое не опрокинулось вниз.
– С-самир? – Она слегка заикалась, шептала горячо. Казалось, слезы кислотой разъедают ее уродливое сейчас лицо.
– Что такое?
– Удачи тебе.
Какой-то металлический предмет разбил стекло в двери. Я закрыла уши ладонями, но ясно услышала, как светошумовая граната прокатилась по полу. Я нырнула под стол, но вспышка и грохот взрыва все равно с силой отдались у меня в затылке. Свернувшись калачиком, я подтянула колени к подбородку, прикрывая голову, когда входная дверь слетела с петель, а грузные мужчины в тяжелых башмаках вломились спереди и сзади. Их брюки были заправлены в носки, манжеты рубашек скрывались в перчатках. Оглушенная, с пронизывающей болью в мозгу, я все же смогла расслышать и успела разглядеть, как Янус поднялась на ноги, широко распахнула руки и чуть дрожащим голосом почти весело воскликнула по-английски:
– Как же мне, мать вашу,
Она, вероятно, сделала еще какое-то движение, попыталась ухватиться за кого-то, потому что тут же началась стрельба – целая серия выстрелов сквозь глушители, – которая продолжалась даже после того, как тело рухнуло на пол. Я закрыла глаза, а потом снова открыла их, привыкая к воцарившейся полутьме. И увидела Марселя распростертым по другую сторону стола. Каждый из выстрелов оставил пулевое отверстие в груди, одна пуля прошила горло, другая угодила в нижнюю часть челюсти, голова тоже оказалась пробита. Но даже по трупу они сделали три контрольных выстрела, и каждый раз в месте попадания на теле Марселя лопалась ткань рубашки, брызгала кровь. А потом наступила полная тишина. Лишь дождь все так же стучался в окно.
Затем случилось неизбежное. Кто-то придавил меня к полу, поставив колено чуть ниже спины, ствол пистолета уперся мне в шею, а я начала умолять сжалиться надо мной на самом лучшем, как мне казалось, магрибском диалекте арабского языка.
Глава 71
Военный спецназ никогда и ничего не делает наполовину.
К чему вынимать предохранители, если можно перерезать электрический кабель?
А если можно перерубить один кабель, почему бы не обесточить весь городок?
Это большое удобство.
Я сидела, прижав колени к груди, руки, связанные проволокой за спиной, постепенно немели. Сидела и наблюдала, как вооруженные до зубов люди подняли изломанный и окровавленный труп Марселя… Кем бы он ни был при жизни… Подняли его с залитого кровью пола гостиной, поместили в черный прорезиненный мешок и вынесли на улицу. Пока одни занимались этим, их многочисленные коллеги, вооруженные все, как один, пистолетами с глушителями, все, как один, в натянутых на головы шапочках-масках с прорезями для глаз, чтобы лишь минимальный участок кожи оставался обнаженным, встали вокруг меня, нацелив стволы мне в голову. Выражения их лиц я, естественно, видеть не могла. Лишь время от времени я обращалась к ним с мольбой. Я молила о пощаде, задавала недоуменные вопросы, просила оставить меня в покое. Я взывала к их милосердию от имени моей дорогой и горячо любимой мамочки, которой не выжить без меня. Просила не убивать меня, потому что я еще о многом мечтал и мечты еще не сбылись. Но я намеренно говорила обо всем этом на языке, которого они не понимали.
Одиннадцать мужчин. Чтобы убить Янус, столько не требовалось, но их оказалось ровно одиннадцать, различимых лишь по росту и манере двигаться. Они просветили весь дом фонариками, изучили остатки ужина на блюде в центре стола, сушившуюся на кухне посуду. Они обшарили мои карманы, но, не обнаружив удостоверения личности, облаяли меня по-французски с парижским выговором: «Кто вы такой? Как вас зовут?»
Я лишь примерно догадывалась, как звучит французский язык с алжирским акцентом, но решилась ответить:
– Я – Самир. Самир Шайе. Пожалуйста, не убивайте меня.
– Что вы здесь делали, Самир Шайе?
– Я приехал сюда для встречи с мсье Марселем. Мсье Марсель собирался помочь мне.
– Помочь в чем?
– С работой. Он был друг моего кузена. Пожалуйста. Я не очень хорошо говорю по-французски. Я алжирец, понимаете? Из Алжира. Не так давно в ваша страна. Пожалуйста, отпустите меня. Вы из полиции?