Он никогда не умел взять правильный тон в разговоре с дочерью. И вдвойне трудным оказалось для него общение с умным созданием, которое временно поселилось в ее теле. Я ответила:
– Наша сделка предусматривала уклонение от сближения с охотниками за приданым и разумное поведение с лицами противоположного пола на протяжении достаточно длительного времени, чтобы развеять все сплетни, грозившие запятнать мое доброе имя. Но мы не договаривались, что в мои функции входит подбор кандидатуры с матримониальными намерениями.
Требуются сильные эмоции, чтобы великолепная русская борода встала от раздражения дыбом, но именно это случилось с бородой отца.
– Никто не требует от вас выходить замуж за одного из этих господ! – свирепо отозвался он. – Нужно просто заложить основу будущего семейного счастья моей дочери.
Немного поломавшись, я согласилась отужинать с десятью самыми знатными и богатыми холостяками по выбору отца. Четверых я отвергла сразу, поскольку их манеры подпадали под различные определения, но в диапазоне от грубоватых до абсолютно диких. А еще шестерых предпочла пока держать на удалении. Отец уже научился уважительно относиться к моему мнению и порой ненадолго забывал, что беседует все-таки со мной, а не со своей дочуркой.
– Но вы же должны понимать, – пришлось напомнить ему однажды, – что как только срок нашего соглашения истечет, та личность, которой теперь так восхищаются многочисленные русские джентльмены, снова превратится в то – уж простите за прямоту, – что представляет собой ваша дочь.
– Моя дочь желает в этом мире только одного: чтобы ее обожали, – ответил отец, когда мы тряслись в сумраке его кареты по мощенным брусчаткой мостовым Москвы. – И прежде, вероятно, именно чрезмерно горячее стремление к этому делало ее не слишком привлекательной в глазах светского общества. Как я надеюсь, теперь, обнаружив себя окруженной восхищением, она угомонится и станет более управляемой. Но даже если этого не произойдет, меня радует сам по себе тот факт, что ее репутация спасена. Быть может, после того, как мы изгнали вселившихся в нее демонов, она сумеет хотя бы несколько лет поддержать реноме, которые вы для нее создали.
– И вас не смущает… скажем так, не совсем обычный характер наших отношений?
– Какие конкретно отношения вы имеете в виду?
– Мои с вашей дочерью прежде всего, – мягко сказала я. – А как следствие этого – ваши отношения со мной и с собственным ребенком.
Он некоторое время молчал под грохот колес кареты, а потом произнес:
– Одно из условий нашего соглашения заключалось в том, что вы детально изучите историю нашей семьи. Вы его выполнили?
– Разумеется.
– В таком случае вы сделали больше, чем моя дочь, – усмехнулся он. – Каковы бы ни были ваши мотивы. Но в таком случае вам известно, что наш род имеет долгий и славный послужной военный список. Мой отец отличился особенно. Участвуя в Крымской войне, он стал признанным героем, восхваляемым за исключительную доблесть.
– Да, я читала об этом.
– Все это ложь, – сказал он совершенно спокойно. – На самом деле мой отец не воевал в Крыму. Там присутствовало только его тело и, если верить рассказам очевидцев, проявляло чудеса храбрости. Но могу вас заверить, что сам мой папаша не сохранил никаких воспоминаний о битвах, в которых участвовал, как и о поверженных им врагах. Он не выносил вида крови, но до сих пор считается образцовым воином. Вы понимаете, каким образом сложилась подобная ситуация?
– Да, – ответила я, – думаю, догадаться нетрудно.
Он приосанился, словно готовясь объяснить нечто крайне важное.
– Вас удивляет, почему я разрешил (уж простите, если слово не совсем точное)… Почему я пригласил вас временно занять место моей дочери. Вы, видимо, считаете этот поступок недостойным хорошего отца, верно? Тогда вот вам мой ответ. Если бы у вас развилась гангрена и предстояла ампутация ноги, или если бы вам нужно было объяснить человеку, который вас любит, что вы больше не отвечаете на его чувство. Или, предположим, обстоятельства вынудили бы вас пойти на убийство близкого друга, всадить нож в спину тому, кто всегда был вам предан и верен. На что бы вы не согласились, лишь бы
– А почему вы считаете, что другому легче сделать то, на что не способны вы сами?
– Потому что та, чью жизнь он разрушит, будет
Карета резко остановилась у тротуара, стук подков затих, но мой отец вышел не сразу – он сидел, погруженный в задумчивость.
– Я хотел бы задать вам один вопрос, который давно меня интересует, – сказал он потом.
– О чем бы вы хотели спросить?