Прикосновение

– Хотела дать вам знать, – объяснила она. – Когда до меня дошло, кто вы такая, я сразу решила предупредить вас, что он – мой. Я уже влюблена. Мне нравится запах его пота и как от него вообще пахнет. Его глаза улыбаются, даже когда губы совершенно неподвижны. У него мягкие волосы, и они лежат так от природы, а не в результате усилий парикмахера. Он старается держать руки неподвижно, но в них все равно ощущается желание двигаться, энергично действовать, а когда я его губами начинаю целовать женщину, она сначала кричит: «Нет! Я не могу! Нет!» – но потом сама целует меня еще крепче, потому что понимает то, что сразу поняла я. Этот мужчина бесподобно хорош собой. Если бы я могла поселиться в ком-то навечно, то выбрала бы его. Он – само совершенство. Но, увы, люди стареют, тело теряет упругость. И потому я должна стать им сейчас, пока он прекрасен, пока его лицо не тронули первые морщины. Он так великолепен. И я вдруг испугалась, что вы попытаетесь внедриться в него. Что тогда? Я не могу этого допустить. Слишком много суеты. Его одного мало для двоих. Вот почему я решила познакомиться с вами и все объяснить. Он мой. Я люблю его. Посмеете дотронуться, я выцарапаю ваши глазки и скормлю своему коту. – С этими словами маленькая Сенявина одарила меня ослепительной улыбкой, сжала в кулачке два моих пальца и встряхнула их на прощание.

Я стояла как громом пораженная, глядя, как она беззаботно порхает по фойе.

Насколько я знаю, это была моя первая встреча с личностью, известной как Галилео. Но она стала далеко не последней.

Глава 42

Койл молча стоял в купе поезда, следующего на Берлин, полуприкрыв глаза и обдумывая мой рассказ.

– Ты старше, чем выглядишь.

Я пожала плечами:

– Двигаюсь вместе со временем. Меняю кожу, одежду, тела. Обзавелась МР3-плеером, прокалывала язык, делала татуировки, пластические операции. Впрочем, я сама выбираю, какой мне быть, и большую часть времени все-таки предпочитаю молодость. Молодая плоть, а значит, и характер тоже полон непредсказуемости, свежести и энергии. Физические недуги и бремя ответственности, дурно влияющие на характер, еще не знакомы человеку в двадцать два года, которому по душе стиль панк. Мне это нравится. Полностью отвечает моим наклонностям.

– А кем ты была изначально? – спросил он. – В своем теле… Ну, ты понимаешь, о чем я? В своем настоящем теле? Мужчиной или женщиной?

– А разве это важно?

– Мне просто любопытно.

– Сам-то как считаешь?

– Сначала я решил, что ты была мужчиной. Просто показалось… Впрочем, нам много чего кажется на пустом месте.

– А теперь?

– Не знаю. В темных лондонских переулках убивали и мужчин, и женщин, – ответил он. – Скажи хотя бы, как тебя звали.

– Кеплер будет в самый раз. Как тебе идеально подходит Койл.

– И у тебя нет предпочтений? Я имею в виду, по части половой принадлежности?

– Мои предпочтения сводятся к здоровым зубам и крепкому скелету, – сказала я. – Я также предпочитаю чистую кожу и, могу признаться, питаю слабость к рыжим волосам, если они мне попадаются и не оказываются крашеными. Можешь как угодно относиться к девятнадцатому веку, но тогда ты не нарывался постоянно на крашеные шевелюры, которые выглядят очень натурально, как это бывает сейчас.

– А ты сноб.

– Просто я побывала в телах достаточного количества людей, чтобы сразу видеть, когда они из кожи вон лезут, стараясь казаться не теми, кто есть на самом деле. Я могу помочь тебе, – сменила я тему. – Если Галилео внедрялся в тебя, использовал тебя – и если он действительно твоя цель, – то я в состоянии тебе помочь.

– Каким же образом?

– Ты можешь сообщить мне что-нибудь еще?

Он промолчал.

– Мне нужно знать, на кого ты работаешь.

Снова молчание.

– Ты веришь тому, что тебе говорили во Франкфурте? Веришь, что они действительно пытались разработать вакцину?

Молчание.

– Жозефина стала для меня не более чем временным телом. Она нуждалась в деньгах, а мне хотелось перемен в жизни. Моя с ней связь не означает участия в убийстве тех, кто тебя нанял. Но мне нужно – просто необходимо, – чтобы ты дал мне какую-то причину, хотя бы самое ничтожное основание сомневаться, что, когда я их найду (а я непременно их найду), мне не следует уничтожить их всех до единого.

Наши взгляды встретились. Я видела глаза Койла в зеркалах уже несколько дней подряд, но прежде читала в них одно только презрение.

– Они делают все, что могут, – сказал он. – Прикладывают неимоверные усилия.

Ухмылка искривила мои губы. Жаль было портить столь симпатичное выражение лица, счастливого, вероятно, в ожидании материнства, если только это тело уже знало о своем положении.

– Этого слишком мало, – сказала я, ухватила его за руку и переключилась.

Глава 43

Я лежу без сна на полке спального вагона и вспоминаю… Мэрилин Монро. Какая же это была идиотская затея!

…Жарким осенним вечером в пригороде Лос-Анджелеса я одолжила тело у Луиса Куинна, начинающего актера, фотомодели, который пока вынужден был работать официантом, и, держа на кончиках пальцев поднос с бокалами шампанского, отправилась в гости к звездам.